- Опубликовано в №224 от 04.12.2015
Свердловский театр драмы представил премьеру по пьесе Михаила Булгакова «Зойкина квартира». Кстати, это второй спектакль театра по произведениям Булгакова: постановка «Мастер и Маргарита», вошедшая в репертуар театра в 2012 году, до сих пор бьёт все рекорды популярности. У неоднозначной, но при этом достаточно сильной и смелой трактовки «Зойкиной квартиры» тоже большие шансы прочно обосноваться в репертуаре.
Досье «ОГ»
Ирина Ермолова родилась в Соликамске. В 1990 году окончила Свердловский государственный театральный институт. Работала в Кировском драматическом театре, Каменск-Уральском муниципальном театре драмы. С 1994 года работает в Свердловском театре драмы, а с 2005 года – ещё и в «Коляда-театре». Не раз была отмечена областным конкурсом театральных работ «Браво!», дважды номинирована на «Золотую маску». В кино снимается с 2004 года. За десять лет сыграла в шести фильмах, среди них – работы Ильи Хотиненко, Дмитрия Астрахана, Андрея Кончаловского. Заслуженная артистка России.
Режиссёром выступил московский постановщик, лауреат «Золотой маски» Владимир Панков, спектакль создавала его команда «СаунДрама» – тоже сильная по составу. Композитором выступил, например, ещё один обладатель «Маски» – Артём Ким, сценографом стал Максим Обрезков, главный художник Театра им. Вахтангова… Но главное – в постановке задействован почти весь актёрский состав Свердловской драмы.
Главную героиню – Зою Пельц – исполнила заслуженная артистка России Ирина Ермолова – актриса практически безграничного диапазона профессиональных возможностей. С ней мы побеседовали сразу после премьеры об её впечатлении от новой работы.
Ирина Ермолова (слева) в роли Зои Пельц. У актрисы сейчас очень много ролей, и все они - абсолютно разноплановые: от Фелисаты Кукушкиной в «Доходном месте» до Ханумы в одноимённой комедии. Фото: volovich.net
– Режиссёр Владимир Панков наиболее известен своими работами в жанре «саундрама», в котором, собственно, и поставлена «Зойкина квартира». По опыту прошлых спектаклей мы видели, что зрители на саундраму реагируют очень неоднозначно, но то, что сама форма вызывает интерес – это безусловно. Некоторые говорят: саундрама – это совмещение мюзикла и драмы. Как бы вы, находясь внутри процесса, охарактеризовали этот жанр?
– Это ни в коем случае не мюзикл, это собственный жанр Панкова. Основа – постоянный ритм, в спектакле практически нет зон молчания, разве что за редким исключением. Вся музыка вытекает из канвы спектакля. Более того, музыка порой писалась прямо во время репетиций, мы наблюдали за процессом рождения материала. Например, в постановке две Аллы Вадимовны – одна из них, уже прошедшая зону, когда-то мечтала, когда-то любила (здесь под зоной имеется в виду не просто место, где отбывают наказание, здесь зона – сама прожитая жизнь). Её песню Артём Ким сочинил, буквально собрав стихи из текста Булгакова. Получается, что все песни, вся музыка вытекают непосредственно из прямого драматического действия. В отличие от мюзикла, где песня от действа всё-таки отделена. Хотя признаюсь, поначалу я тоже думала, что буду много петь и танцевать. Но здесь очень чёткое разделение на функции: драматические актёры играют, музыканты отвечают за звук, а танцоры – за пластику.
– Принято считать, что эта пьеса – лёгкий водевиль, а у вас действие происходит на зоне…
– Да, это необычное прочтение режиссёра. Первая сцена – нары, фуфайки, потом этот мир на сцене превращается во что-то более красивое, а заканчивается всё опять этой самой зоной. И действительно, в произведении ведь вообще нет положительных героев – одни жулики. Единственный положительный герой – Обольянинов, и тот больной морфинист. Ну в конце концов, у Булгакова-то всё заканчивается тем, что «Вор должен сидеть в тюрьме!», как говорит в фильме «Место встречи изменить нельзя» герой Высоцкого. А в нашей концепции вор не сел, Зойка, видите, как вот… на повышение пошла, в начзоны! А такие люди, на самом деле, выживают. И Зойка, естественно, выживет – утрётся и пойдёт дальше, такие не ломаются. Также есть очень интересные интерпретации некоторых персонажей, допустим, у нас трое Аметистовых, несколько Манюшек – режиссёр объясняет это тем, что мир показан глазами Обольянинова, который находится под действием морфия. Все характеры, конечно, ужесточены, так как действие происходит на зоне. Герои лишены сентиментальности вообще, в отличие от оригинала, где есть какая-то светскость. Эти люди проныры – что Аметистов, что Зойка, что, в общем-то, и Гусь, и Аллилуйя – все. Тогда их называли «масками НЭПа», хотя они и сейчас узнаваемы, таких людей полным-полно, и всегда эти люди будут. Пьеса очень актуальна, думаю, она ещё долго будет оставаться таковой. Отрицательных персонажей вообще всегда приятно играть, это интересно. Положительных же играть сложно, нужно, чтобы зритель его полюбил.
– Из-за такой концентрации отрицательных персонажей в пьесе и вообще из-за того, что всё действие происходит на зоне, на спектакле очень напряжённая атмосфера. И зрители тоже находятся постоянно под каким-то давлением. А что вы чувствуете на сцене?
– У меня напряжения на сцене нет. Но многое зависит от зрителя. На втором спектакле, кстати, многие смеялись, некоторые просто умирали от хохота. Мы думаем – надо же, какой сегодня у нас зритель… Вообще, очень интересно знать, что чувствуют зрители, ведь я не имею возможности посмотреть на действие со стороны. Я зачастую даже не знаю, что творится у меня за спиной – недавно увидела фотографию, думаю – ничего себе, надо мной там, оказывается, сидит Херувим, а я даже этого не видела! Потому что спектакль очень объёмный, многоплоскостной. Мне вот иногда даже жаль, что нет второй исполнительницы моей роли, очень хотелось бы посмотреть на сцену из зала, ведь в записи невозможно увидеть всё то пространство, которое охватывают артисты. Сейчас спектакль будет приживаться, прирастать к телу театра, но, мне кажется, всё-таки он будет иметь успех и у зрителей, и у критиков – я надеюсь на это.
