Литературный проект. Надежда Иволга. Танька-Танечка

Кадр из кинофильма "Печки-лавочки".

Кадр из кинофильма "Печки-лавочки".

Ну, Танька! Ну, отчебучила! Тридцать лет вместе, а не раскусил подлюку. Если б не эта проклятая дыра, так и жил бы в неведении. Но старый пододеяльник порвался, хочешь — не хочешь, а менять надо.

Попробовал Толик из шифоньера новый вытянуть, а полка возьми да обломись. Прямо под ноги шмякнулась коробка из-под «Птичьего молока», а там…

Танька-то уж вторую неделю дома не живёт. Внука, видите ли, приспичило нянчить. А то без неё молодые не управятся! Да и с дитём ли сидит? Теперь ей, мамзельке недоделанной, никакой веры нет.

Толик скомкал очередное письмо и запустил им в кота. Получай, Танькин прихвостень, получай!

«Милая моя Танечка! Как я по Вас соскучился! Верите ли, всякую ночь во сне Вас вижу. То будто бы Вы в розовом платье, то в голубом. А больше всего Вы мне помнитесь в том жёлтом платьишке в горошек, как на фотокарточке. Всё смотрел бы и смотрел на Вас, и ручку бы целовал, моя хорошая. Навечно Ваш Анатолий».

Точно! Лет семь назад они с Танькой в санаторий ездили. Купили две путёвки, а цена как за одну. Первый и последний раз на курорте побывали. Ели-пили в свое удовольствие аж три недели. Каждый день процедуры: массаж, душ Шарко, грязью мазали. Танька похудеть мечтала, да где там, только ещё пуще растолстела от такой жизни: ни в огород тебе, ни к корове.

Хмырь этот перед самым отъездом появился, дней за пять. Щупленький, жиденький, в чём душа держится. Пива, говорит, ни-ни, курить — тоже. Зато за Танькой увивался: «Как вам тут нравится, да кому чего делают, да не вредно ли грязью натираться?» Противный тип, Толику он сразу не понравился. А Танька, наоборот, — на все вопросы с превеликим удовольствием. И всё с улыбочкой. За целую жизнь столько не улыбалась, как в те дни.

Прощанье и вовсе смешным вышло. За обедом Толик поднял стакан с компотом: бывай, дескать, тёзка. А хмырь принялся разглагольствовать, как ему приятно было познакомиться, то да сё, а потом взял Таньку за руку и поцеловал. Не Таньку, только руку её. Прям как в кино. Толик аж поперхнулся. А Танька зарделась, словно девка на выданье. Откуда было знать Толику, что этим дело не кончится? Он потом частенько поминал жене её целованную ручку. Она, бывало, засмеётся да отмахнётся лишь. А сама… Кто бы мог подумать!

«Удивляюсь я Вам, Танечка. Ко всем-то Вы с добром, всякого обидеть боитесь. А ведь муж Ваш Анатолий по пьяному делу бывает руки распускает, на слова нехорошие не скупится. Другая бы враз осерчала и бросила его, олуха деревенского. А Вы — нет, жалеете. Кто бы Вас, бедную, пожалел!».

Это — да, этого у Таньки не отнять. На неё с руганью, а она только: «Да полно тебе». Смотришь, с души схлынет, и опять всё хорошо.

А Толик, он вспыльчивый, чего уж там. Любит, чтобы уважение, обед на столе вовремя и всё такое. Танька в этом отношении молодец, хозяйственная. В доме чистота, поесть вдосталь наготовлено, придраться особо не к чему. И всегда рядом — такая мягкая, домашняя. Если бы не эти письма! Эх, Танька, Танька…

«Никакая Вы, Танечка, не толстуха, а очень даже симпатичная женщина. Таких, как Вы, художники на картинах изображали. Так что не стесняйтесь, Танечка, своей полноты, а сшейте лучше платье, которое Вам к лицу. Полоска, говорят, стройнит. Да Вы и так хороши. Не слушайте никого».

Сколько раз Толик называл жену толстомясой тетёхой. Но ведь не со зла, а наоборот. Он ручки целовать не приучен, но своя ласка и у него есть. Не квашнёй ведь звал или дурындой, хотя и так бывало, что уж греха таить, а те-тё-хой, эдаким пушистым словцом. Ну, толстовата Танька, тут уж ничего не попишешь.

А ведь было полосатое платье! Значит, послушалась хмыря, пошила, как он велел. На свадьбе дочери потом красовалась.

Дочка у них удалась на загляденье: статная, красивая, умная. Выучилась, в город переехала. Сейчас вот и Танька к ней смоталась. Бросили тут Толика одного. А много ли ему надо? Дом этот, хозяйство… Да ничего не надо! Хотелось, чтоб в семье — достаток, чтоб всё как у людей, чтоб Танька счастливой была, ни в чём себе не отказывала. А она, неблагодарная чучундра!..

Толик не стал мять последний листок, сунул его обратно в конверт, посмотрел на штемпель. Их районный. Неужели хмырь в райцентре живет? Вряд ли. Как он говорил тогда? «У нас в Карелии места умопомрачительные». Точно, из Мурманска этот умопомрачённый. Это ж бог знает где. А почему штемпель районный?

Толик судорожно сглотнул, странная догадка затумкала кровью в висках. А что, если… Да быть того не может! Толик бросился в чулан. Там должна валяться коробка с фотографиями, старыми открытками и Танькиными письмами, которые она ему ещё в армию отправляла. Так и есть! Танька, ты моя, Танечка…

«Милый мой Толенька! Как я по тебе соскучилась! Веришь ли, всякую ночь во сне тебя вижу. То будто бы ты в поле, то в лесу. А больше всего мне помнится, как мы с тобой на речку ходили. Я была в жёлтом платьишке в горошек. Помнишь? Посылаю тебе фотокарточку, на которой мы с тобой рядышком. Всё смотрела бы и смотрела на тебя, мой хороший. Навечно твоя Таня».

Областная газета Свердловской области