Александр Главацкий рассказал "ОГ", что изменилось в мировой киноиндустрии за четверть века

Переводчик и поэт Александр Главацкий одним из первых в горбачёвские времена привёз из Москвы в Свердловск копии плёнок с классикой мирового кинематографа. Фассбиндер, Годар, Бунюэль, Херцог — фильмы этих режиссёров в Свердловске можно было увидеть только в ДК Автомобилистов в киноклубе «87». Главацкий и его друзья самостоятельно находили плёнки с киношедеврами, переводили их, читали перевод вживую на каждом сеансе, ездили с показами по Уралу. Александр Германович и по сей день с микрофоном в зале переводит фильмы в екатеринбургских кинотеатрах во время фестивальных показов. Другого человека с такой специализацией в Екатеринбурге нет. Видел все редкие плёнки

—Александр Германович, говорят, кем вы только ни работали в своей жизни...

—Я учился на инязе в Свердловском педагогическом институте (ныне Уральский государственный педагогический университет — авт.). Сначала три года работал учителем английского языка в школе, был классным руководителем. Правда, у меня были строгие взгляды на дисциплину, но ученики меня любили и даже писали такие стишки:

«Герман — учитель, Герман — мучитель,

Он мучает в пятом „Б“ классе детей.

Он бьёт их указкой, ломает её.

Он мчится по классу за ними,

И он, когда злится, краснеет, как рак,

Опущенный в воду, варится!».

Потом, когда началась перестройка, я ушёл из школы и вступил в кооператив. Торговали компьютерами. Я ничего в этом не понимал. Сидел и думал, зачем мне это нужно. Тогда я и увлёкся кино и попытался создать в Свердловске киноклубное движение. Появились единомышленники.

1976 год. Длинные волосы, которые в то время были нонсенсом для молодого человека, Главацкий начал отращивать ещё в старших классах. Фото из личного архива.

—Где вы брали фильмы для показов?

—Ездили в Москву, где находили ленты через посольства иностранных государств. Плёнки хранились в культурных отделах представительств дипмиссий. Также мы заказывали киноленты через атташе. 16-миллиметровую плёнку привозили в Свердловск. Фильмы, естественно, были не переведены. Поэтому мы записывали оригинальную фонограмму на кассеты, с них на слух делали русский перевод, который потом читали на сеансах. С английского переводил я. С французского — моя коллега по институту Лидочка Грозных. Недавно она помогала с переводом Катрин Денёв, когда та приезжала в Екатеринбург. С немецкого переводил тоже наш однокурсник Боря Пинаев. С итальянского просили переводить кого-то из консерватории. С тех пор я и не расстаюсь с кино.

—Какие фильмы вы привозили?

—Классику мирового кинематографа, которая в то время ещё не дошла до Советского Союза. Список большой. Все знали, что есть немецкий режиссёр Фассбиндер, читали о нём. Но ни одного его фильма никто до того не видел. Лишь на заре перестройки была показана единственная его картина — «Лили Марлен». В прокате не шли ни фильмы Годара, ни Бунюэля... На телевидении было всего два канала. Кинопрокат подобные вещи не закупал. Наш выбор был основан на личном интересе и вкусе. Я выписывал журналы о кино, много читал. Сам выискивал среди многообразия достойные ленты, которые что-то бы значили в кино. Какой смысл везти то, что и так заполонило в те годы видеопрокат? Хотелось шедевров — фильмов, которые оставили след в кинематографе.

—А что за зрители к вам приходили?

—В зале ДК Автомобилистов у нас была своя публика. Люди, которые увлекались кино, читали о кинематографе. Мы никогда не ограничивались только показом. Встреча всегда заканчивалась оживлённым обсуждением. Директором ДК Автомобилистов был Леонид Быков — человек, который серьёзно относился к кино, поэтому он горячо нас поддерживал. Леонид Фёдорович и сам организовывал встречи с кинематографистами, приглашал режиссёров на премьеры фильмов, которые шли в прокате. Так что вокруг ДК Автомобилистов сложилась своя «клубная» аудитория.

—Вы проводили показы только в Екатеринбурге?

—Нет, нас приглашали киноклубы в других городах. Мы ездили в Ижевск, Пермь, Уфу, Глазов... Непростая была поездка в Сургут с фильмом «Империя чувств» Нагисы Осимы. Этот фильм в 1976 году был показан на Каннском кинофестивале. Его до сих пор называют одним из самых шокирующих фильмов мирового кинематографа. Жанр — эротика. Поскольку понятия «эротика» в нашей стране в конце 1980-х не существовало, мы взяли с собой лектора. Он объяснял, в чём художественный смысл фильма. Показы в местном кинотеатре шли с восьми утра до полуночи — каждые два часа. Но не потому, что мы так настаивали. Просто народ ломился на сеансы. Люди приходили к директору кинотеатра, жаловались на то, как он мог допустить показ такого кино, и... шли смотреть ещё. Для нас было важным, чтобы зритель смог составить своё суждение о фильме, который отмечен на международном уровне.

«Эта бешеная перестройка»

—Но время было ещё советское. Ваши киноклубные показы могли в любой момент оказаться под запретом...

—Мы даже не думали об этом. Вторая половина 1980-х — это было бешеное время, совершенно непонятное. Страну колотило, бросало из стороны в сторону. Это проявлялось во всём. Утром включаешь радио — идёт молодёжная программа. Раньше в ней рассказывали про комсомол и ставили комсомольские песни, а сейчас гоняли тяжёлый британский рок «BlackSabbath». На следующий день в это же время снова — комсомольские песни. Раздрай! То же происходило и в политике — менялась власть. То же и в искусстве — зарождались экспериментальное кино, авангардная музыка, новые формы творчества, новые объединения...

—Как это время воспринимала сама молодёжь?

—Мы ни о чём не задумывались. Просто жили. Общались своим кругом, слушали музыку, играли в группе. С моим другом Сергеем Чернышёвым (солист группы «Апрельский марш» — авт.) ходили по рок-концертам. Когда страна менялась, мы были молоды и делали то, что нам нравится.

—Можно чуть подробнее про вашу музыкальную группу?

—Мы с ребятами из параллели создали свой ансамбль, когда учились в восьмом классе. Я был ударником. Евгений Горенбург (музыкант, создатель фестиваля «Старый новый рок» — авт.) основным музыкантом — пианистом, гитаристом. Лёша Балабанов (режиссёр — авт.) играл на гитаре. Играли в школе на танцах. Мы даже заняли первое место на городском конкурсе политической песни.

1974 год. На первомайской демонстрации с одноклассниками. Слева направо: Юрий Сапожников, Алексей Балабанов (ныне известный кинорежиссёр), Александр Главацкий. Фото из личного архива.

—Политической?

—Да, пели песню «Звучи, мой гимн! Народ непобедим». Это песня чилийских коммунистов.

—Всё-таки вы не просто переводчик, а артист в душе...

—Да, моя гордость — годы, когда я был старшим пионервожатым в лагере на Таватуе. Я ездил туда четыре года подряд во время педагогической практики в вузе. Сначала просто присматривался, а потом на волне перестройки решил привнести новизну и задор в унылые пионерские будни. Мы проводили конкурс красоты «Мисс Таватуй», конкурс инсценированной песни, «Угадай мелодию» и другие новомодные молодёжные конкурсы. Я привозил в пионерлагерь рок-музыкантов из Свердловска. Они с удовольствием выступали для детей. В пионерских лагерях такого тогда никто не делал. Наши конкурсы и концерты ждал весь лагерь. Молодёжь — с восторгом, директор лагеря — с ужасом. Дело в том, что мы смеялись над недавним советским прошлым, как могли. Придумывали свои лозунги. «Пионерки Страны советов: без колготок и духов прожить можно, без звания „Мисс Таватуй“ нет». «Здоровая, красивая и накормленная советская женщина — это главное завоевание социализма». «За то, что я расту красивой и здоровой, спасибо партии родной».

1987 год. Перформанс в пионерском лагере. «Конфронтация: Василий Иванович Чапаев и американский турист». В роли туриста — Александр Главацкий. Фото из личного архива.

—Такой стёб, да..?

—Ну, конечно! Это было самое начало перестройки. 1986-1987 годы. Люди не понимали, что происходит, серьёзно это или нет и куда страна пойдёт дальше. А мы, молодые, об этом даже не думали, а просто веселились. Директор ходил весь зелёный и говорил: «Я повешусь от выходок Главацкого». Он не понимал, что эта вакханалия — явление временное. Но она была необходимой, чтобы страна смогла пойти дальше. (Александр Германович задумывается и начинает перебирать старые фотографии — авт.). А это я принимаю парад октябрят в лагере. Волосы забраны, чтобы не было вызывающе. Всё-таки я вожатый.

—Вы носили длинные волосы?

—Да, тогда это было модным. Но, конечно, длинные волосы у мужчины и пионерский галстук — такое сочетание считалось непозволительным. Много было несовместимых вещей в то время. Страна менялась, а мы должны были следовать заведённому ранее режиму, например, проводить положенные утренники. Чтобы быть современными, мы с вожатыми придумывали оригинальные сценарии и речовки. Например: «Бойтесь, Рейганы и Тэтчер, наших сплоченных рядов. Пионеры Страны советов — это не стадо коров». Или переделывали песни на свой лад: «От улыбки станет всем светлей. И слону, и даже маленькой лягушке. Помоги же, юный пионер, с рынка донести арбуз старушке».

—Вас ругали?

—Конечно. Были нарекания. Но поскольку дети были в восторге и приезжавшие навестить их родители хохотали и радовались, мне всё прощали. Понимали, что на дворе всё по-новому. Перестройка!

«Я вживаюсь в перевод»

—Вы озвучиваете фильмы всю свою жизнь. Сами, например, сняться в кино не делали попыток?

—Я всё время вращался в кругу творческих людей. В Музее комсомола в конце 1980-х существовала своя тусовка художников, кинематографистов. Я был в неё вхож. Мы собирались по вечерам, о чём-то спорили, слушали музыку, смотрели кино на видеокассетах и обсуждали. В нашей компании был кинорежиссёр Миша Таршес. Он сейчас в Израиле, а тогда на Свердловской киностудии снял короткометражный художественный фильм «Сон». Такая авангардная двадцатиминутка. Фильм даже показывало телевидение. Я там снимался в эпизодической роли.

—Свои переводы выпускали на кассетах?

—Мы стали это делать с развитием техники. Как-то в Доме кино я переводил какой-то фильм. А на показе, как рядовой зритель, находился директор «ОРТ-видео» из Москвы. Он услышал, как я работаю, и предложил делать переводы фильмов на видеокассетах. Он присылал мне исходные материалы. Я переводил, потом шёл в студию «Областного телевидения», где мы записывали реплики по ролям с актёрами нескольких екатеринбургских театров. Кассеты с нашим дубляжом продавались по всей стране. А потом грянул дефолт 1998 года, и всё разрушилось... Фирмы, занимавшиеся выпуском фильмов на видео, разорились. Но я продолжил заниматься переводом на фестивалях.

—Фестивали стали востребованными?

—В начале 2000-х фестивалей было много. Любители кино организовывали их, пытаясь восполнить громадный исторический пробел. Но схема не была толком налажена. Фильмы, которые поступали в прокат, сопровождались монтажными листами. Но перевод в них зачастую был из рук вон плохой. Приходилось всё переводить заново. Программы фестивалей тоже составляли самостоятельно. Например, выборку фильмов для первых фестивалей британского кино в Екатеринбурге я делал сам. В середине 1990-х с помощью Британского совета составил ретроспективу лучших фильмов совершенно тогда не известного у нас английского режиссёра Дерека Джармена. Мы показывали её в кинотеатре «Салют». Таких показов не проводила даже Москва, так как он считался у нас в стране запрещённым режиссёром. Сейчас я продолжаю работать в «Салюте». Нам присылают уже готовые программы фестивалей. Я продолжаю озвучивать фильмы во время показов вживую. Интеллектуальное кино показывают разово, и проще единожды прочитать перевод, чем специально записывать отдельную фонограмму.

—А дома вы часто смотрите фильмы?

—Да, прежде всего, когда готовлюсь к озвучиванию фильмов для фестивальных показов. Просматриваю один и тот же фильм множество раз, особенно если картина непростая и в ней много текста. Пытаюсь вжиться в фильм. Смотрю его с монтажным листами в руках, вычитываю перевод или делаю перевод самостоятельно. Сравниваю текст с визуальным рядом, чтобы ощутить требуемую интонацию. Случается: переводчик не понял, что имелось в виду, или фраза стилистически плоха. Приходится переписывать. Также надо учитывать, что длина русского перевода должна укладываться в английскую фразу. Перед тем, как прийти на сеанс, обязательно просматриваю дома диск с оригиналом ещё раз.

—Почему, на ваш взгляд, показов арт-хаусного кино становится меньше?

—На первый план для прокатчиков выходит необходимость зарабатывать деньги. А интеллектуальное кино не принесёт такую большую кассу, не поставишь десять сеансов в день. Но потребность в подобном кино у зрителя велика.

—Вы ностальгируете по тому времени, когда киноклубы были популярны?

—Здесь грусть ни к чему. Время стало другим. Сейчас молодёжь понемногу начинает организовывать свои киноклубы, киновстречи. И мне очень приятна эта тенденция. Всё-таки людям хочется не просто смотреть кино, но и обсуждать его. Так что бум киноклубов, может быть, ещё вернётся. Но уже в другой форме.