В жизнь россиян может вернуться эпоха космической романтики

В сборочном цехе. Фото с сайта www.energia.ru

В сборочном цехе. Фото с сайта www.energia.ru

Всем известная песня Юрия Визбора очень точно определяет предмет национальной гордости советских людей в 60–70-е годы прошлого века. Так сложилось, что автору этих строк посчастливилось некоторое время поработать в «космическом бюро».

В судьбе иногда случаются самые неожиданные повороты.

Как всякий человек «гагаринской эпохи», с детства мечтал о космосе. После школы отправился в Казанский университет на отделение астрофизики тамошнего физфака. Но не сложилось с астрофизикой...

Отслужив в армии, вернулся домой. Вот тут и состоялась встреча, которую иначе как «подарком судьбы» не назовёшь. Мой классный руководитель, учитель математики Лина Андреевна Стельмах свела меня со своим одноклассником, приехавшим в гости из Байконура. Офицером, служившим на космодроме. Он пообещал мне протекцию при устройстве на работу в Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения — ЦКБЭМ— фирму Сергея Павловича Королёва.

Июнь 1972 года. Пройдя все полагающиеся проверки, я, наконец, переступил порог святая святых отечественной космонавтики, а если без пафоса, то просто прошёл через проходную на территорию завода экспериментального машиностроения, одну из составляющих огромного научно-производственного объединения, которое ныне именуется РКК (ракетно-космическая корпорация) «Энергия» в городе Королёве.

Сразу за проходной, на небольшой площади, увидел высоченную стелу из нержавеющей стали, на которой насчитал четыре ордена Ленина и орден Октябрьской Революции. Впечатлило.

Расцвет советской космонавтики: неудачных запусков почти нет. А каждый полёт открывает какие-то новые рубежи в освоении околоземного пространства. Разрабатываем новые модификации кораблей «Союз», которые до сих пор считаются самым надёжным космическим транспортом, испытываем на орбите пилотируемую станцию «Салют» — первый опыт долговременного обитания в космосе и прообраз нынешней международной космической станции. Летаем в сторону Луны, Марса и Венеры. Совсем недавно, в феврале 1972 года, «Луна-20» привезла пробу лунного грунта. Готовим полёт станции «Луна-21», которая доставит в январе 1973 года на поверхность спутника «Луноход-2». С помощью спускаемого аппарата станции «Венера-8» в 1972 году проводим разносторонние исследования атмосферы и поверхности Венеры. В 1973 году к Марсу для комплексного исследования отправляем сразу четыре космических аппарата («Марс-4», «Марс-5», «Марс-6», «Марс-7»).

Подробно упоминаю об этом для того, чтобы сказать — в том далёком теперь уже 1972 году, нам было чем гордиться, было что противопоставить нашим «друзьям-конкурентам», несмотря на то, что они уже пятый и шестой раз высадились на Луне («Аполлон-16» и «Аполлон-17»).

А тогда, «переступив порог», я понял одно: я попал за грань обыденного!

Здесь было всё, что грезилось в детских мечтах, и ещё многое, чего я себе просто не мог вообразить. Надо сказать, что завод делится на несколько территорий. На одной изготавливаются детали межпланетных станций и лунников, на другой — узлы «Союзов», на третьей — части орбитальных комплексов. И попасть на каждую можно было, только имея определённый допуск. Но мы попадали, выполняя различные поручения по работе. И я «во все глаза» смотрел на эти фантастические серебристые сооружения в ажурном обрамлении антенн и непонятных приборов. Какая уж тут обыденность! Нет — удивление, восхищение и ещё немного гордости, что ты причастен к этому каждодневно творимому инженерному чуду.

Мне довелось поработать фрезеровщиком в подразделении НПО, отвечающем за обеспечение жизнедеятельности космонавтов. Это сложное (хотя что в космическом деле простое?) и ответственное направление, в котором занимаются очень и очень многим: от системы аварийного спасения (САС), — до, простите, «космических» унитазов, изделий тоже в немалой степени уникальных.

Руководил этим сектором в то время лётчик-космонавт СССР, доктор технических наук Константин Петрович Феоктистов, один из создателей многих космических аппаратов, в том числе и орбитальной станции «Мир». Без всякого сомнения, именно там я в полной мере осознал важность самого необходимого человеку качества — чувства ответственности.

Трудно представить другую отрасль, где бы так тщательно следили за качеством изготовляемых изделий. К слову, на заводском жаргоне все космические аппараты именовались именно так: «изделие конструктора Семёнова, изделие конструктора Петрова». За каждую проделанную работу над любой деталью ставилась личная подпись в сопровождающий документ. Если на обычных заводах обходятся, как правило, одним отделом технического контроля, то здесь все разработки проходили через «сито» ОТК-1, ОТК-2 и ОТК-3. А потом наступала очередь контрольно-испытательных станций, которых тоже было немало. Брак одной детали приводил к возврату всей партии.

Огромный сложный труд тысяч людей. Огромные деньги. Огромная ответственность.

Отсюда и жесточайшая дисциплина. Мой товарищ Миша Толстов, комсорг нашего производства, которому довелось работать при Сергее Павловиче Королёве, рассказывал, что был свидетелем сцены, когда «отец советской космонавтики» распекал простую работницу, засидевшуюся после обеда на скамейке возле столовой и не заметившую за разговором с молодой подругой появления генерального конструктора: «Что с неё взять — молодая, глупая! (Взмах руки в сторону молоденькой). — Но ты же мать! Чему ты научишь своих детей!». Громовым голосом, в крайней степени возмущения из-за потери пяти минут рабочего времени.

Нелегко было соответствовать высоким требованиям. И это касалось не только рядовых сотрудников. Намного тяжелее приходилось ведущим конструкторам.

Монтаж системы аварийного спасения. Фото с сайта www.energia.ru

Существовала в то время на заводе лаборатория, называлась ГОНТИ (сколько ни пытался выяснить, как расшифровывается это название, так и не узнал). Когда-то это была личная лаборатория Сергея Павловича. В ней проходили семинары по различным темам, встречи с будущими экипажами, иногда устраивались выставки изделий, разрабатываемых отделами. Принимал этот «парад» технических идей сам Королёв. Так вот, ветераны рассказывали, что, проходя мимо очередной технической новинки, он, как правило, спрашивал: «Сколько весит?». И если его не устраивал ответ, говорил: «Уменьшить на треть (или наполовину)...» Неисполнение почти всегда означало одно — расставание с должностью. Он хорошо знал цену каждого грамма, выведенного на орбиту.

Я и сам был свидетелем того, как на всех заводских досках объявлений в 1974 году был вывешен приказ по одному из самых уважаемых конструкторов космической техники, преемнику С.П. Королёва, где значилось: «Уволить Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, лауреата Государственной премии СССР, академика .... за полный развал работы.» Возможно, и спорное решение, как утверждали многие учёные, но оно по крайней мере показывает, как высоки были ставки для всех, кто отвечал за освоение космоса.

Сегодня полёты на орбиту стали самым обычным делом. Согласитесь, далеко не каждый назовёт фамилии тех, кто в это самое время работает в космосе. Но эта деятельность не становится менее романтической и менее сложной. Всё как раз наоборот. Только жаль немного, что наши мальчишки на вопрос, кем бы они хотели стать, уже не отвечают не задумываясь: «космонавтом». Мечты стали прагматичными и ... приземлёнными, что ли...

А я, хоть и оставил в 1975 году работу на заводе экспериментального машиностроения, но в душе надеюсь, что какая-то из деталей, изготовленных в ЦКБЭМ моими руками, будет летать в космосе тысячи лет. Есть такие орбиты. Чем не личное «бессмертие»...

Областная газета Свердловской области