На празднование «Царских Дней» в Екатеринбург съехались паломники со всей России. «ОГ» поговорила с иконописцем Сергеем Кузнецовым, приложившим руку к украшению главных уральских святынь.
Оказалось, иконописью он занимается почти 30 лет. Участвовал в росписи монастыря «Ганина Яма» и алтарной части Храма-на-Крови, храма «Большой Златоуст» и храма Вознесения Господня в Екатеринбурге, Алапаевского монастыря, работал в Серафимо-Дивеевском монастыре в Нижегородской области и в Ярославской епархии.
— Рисовать я начал с детства: рисунков было так много, что бабушка растапливала ими печку, — вспоминает Сергей. — Первым моим педагогом стал руководитель изостудии свердловского Дворца пионеров. Часто засиживался у него допоздна, когда трамваи уже не ходили, и домой приходилось ехать на такси. В старших классах я оформлял выставки, принял участие в иллюстрировании книги сказок для британских детей — до сих пор хранится вырезка из газеты «Morning star» об этой акции. Для меня это было испытание славой. Одноклассники считали, что я зазнаюсь, а мне просто-напросто всё, кроме живописи, казалось неинтересным.
После службы в армии я переехал в Москву и влился в творческую среду студентов-художников. Здесь начал выставлять картины на Арбате, сотрудничать со знаменитой «Щукой».
— А как пришли к иконописи?
— Переломным моментом стало возвращение в родной Екатеринбург, где я чудом остался жив. После этого понял, что мой путь — иной, духовный. А поскольку я уже был сформировавшимся художником, мой наставник в духовной жизни благословил меня писать иконы под руководством уральского иконописца Татьяны Фёдоровны Водичевой. Всё это было для меня таким новым, что пришлось начинать с нуля.
— Иконописец настолько отличается от художника?
— Нельзя, будучи художником, просто сказать себе: «А попишу-ка я иконы!». В этом случае художник рискует перенести на иконы свой авторский стиль и дух соперничества. Какой солдат не мечтает стать генералом? Между тем имена многих монахов, которые пишут иконы, остаются неизвестными, пока не будут открыты, как имя Андрея Рублёва. Для них это просто служение Богу, послушание — в этом главное отличие от светских людей, которые хотят, чтобы их имя было на слуху. В идеале мы должны быть скромнее.
Мне было дано время, чтобы я, потеряв интерес к классической живописи, «упразднившись» как художник, перешёл в новое духовное состояние. Ведь чем вдохновлён человек, тем и наполняет живопись. Например, в иконах Кирилловской церкви в Киеве, которую расписывал Михаил Врубель, легко угадывается взгляд его «Демона». А если жить и работать по церковным канонам, тогда можно стать сотворцом, «перчаткой на руке Бога».
— Помните свою первую икону?
— Я срисовал с альбома икону Владимирской Божьей матери. Сделал её из ДСП, в венец вместо золота вклеил кусочки от золочёной рамы — ничего другого под рукой не было. Но когда икона была готова, я не был доволен результатом, и на меня напал такой гнев, что я схватил её и что было силы ударил о табуретку. Пластина ДСП раскололась напополам, но так, что лики не были задеты. С этим и пришёл на первую исповедь. Икону я соединил и собрал в рамочку — с тех пор она всегда со мной.
— Я бы сразу и не отличила от старинной иконы…
— Специалист может с точностью чуть ли не до года сказать, когда и где писали икону. Часто люди приходят с просьбой отреставрировать старинную, по их мнению, икону, доставшуюся от бабушки, а она оказывается дореволюционной заводской печатью на металле. Объясняю, что вещь отреставрировать нельзя: остаётся либо просто хранить, либо отдать в кладку храма или сжечь. И заказать новую икону: с нас начинается реликвия. Сейчас массовое производство икон тоже широко распространено: одна работница в цеху пишет лики, вторая — одежду, третья — позолачивает. Большинство икон в церковных лавках как раз заводского или мануфактурного производства. На качество икон это не влияет. Есть средства — покупай живописную икону, нет — и на печатную можно молиться.
— Процесс создания иконы и картины отличается?
— Икона — достаточно сложное произведение в живописи. Чтобы достичь эффекта «свечения», который можно увидеть на картинах Брюллова, на левкас накладывают десятки тончайших прозрачных слоёв. Если просто намазать краску — ничего подобного не добьёшься. Но главное отличие — в подходе. С иконами часто происходят чудеса. Однажды достаточно сложную икону написал за четыре дня. В другой раз получилось наоборот. Состоятельная семья из Подмосковья заказала семейную икону. В центре — Господь, слева и справа — святые покровители мамы и папы. Внизу ряд святых покровителей детей. Заказали доску на заводе, а там начали тянуть. Сроки подходят, мы нервничаем. И вдруг — звонок от заказчиков: «А у нас ещё один ребёнок родился, можно его тоже вписать?» И как только они об этом сказали — с завода прислали доску.
— Современная иконопись — какая она? Соблюдаются ли каноны?
— В России колесо не изобрели: искусство иконописи пришло из Византии. Наши ребята сидели вместе с византийскими иконописцами. Сначала повторяли, а потом пропускали через себя — например, брали краски помягче, понежнее. Но канон всё равно должен оставаться каноном. Сегодня у нас перед глазами есть высоты византийской и российской иконописи. Достаточно опираться на неё — не надо ничего надуманного. Правда, сегодня эти каноны не всегда соблюдаются. Иллюстрируя Священное писание, художники выражают через искусство духовной живописи своё видение мира. Например, в русском храме на Кипре можно увидеть берёзки и сюжеты в стиле Васнецова. В иконописи можно использовать разные стили, лишь бы это был высокий уровень.
— А есть понятие «уральской школы иконописи»?
— Она восходит к «невьянской школе» иконописи, которая сформировалась в XVIII-XIX столетиях. Одна из главных её особенностей — «золотопробельное письмо»: пробел исполняется золотом, которое наносится на поверхность живописи штрихами. Традиции «невьянской школы» на Урале возродила мой наставник Татьяна Водичева. Например, иконостас в Свято-Троицком кафедральном соборе выполнен как раз в «невьянском стиле».
— В чём специфика написания икон новомучеников, в отличие от икон известных святых?
— Раньше главными справочниками иконописца были иконописные подлинники с рисунками или толкованиями. Например — «молодая, очень красивая гречанка» или «старец с длинной кудрявой бородой». Художник действовал в этих обобщённых рамках. С появлением фотографии задача усложнилась. Чтобы лик святого не слишком отличался от фотографического изображения, был узнаваем, иконописец должен обладать мастерством портретной живописи.
- Опубликовано в №130 от 20.07.2017
