Симптомы как в кино

В скорой Дмитрий Пермикин работает уже два года.  Как рассказывает медик, в своей профессии  он не разочаровался ни разу. Фото: Личный архив Дмитрия Пермикина

В скорой Дмитрий Пермикин работает уже два года. Как рассказывает медик, в своей профессии он не разочаровался ни разу. Фото: Личный архив Дмитрия Пермикина

Фильм «Аритмия», ставший одним из самых обсуждаемых в прошлом году, привлёк внимание к жизни простых врачей скорой помощи. Эта сфера здравоохранения самая востребованная — она же и самая критикуемая. 24-летний фельдшер Берёзовского отделения скорой помощи Дмитрий Пермикин рассказал «ОГ», почему неотложка превратилась в приёмное отделение, врачи не любят надевать бахилы и лечить своих родственников.

— Дима, смотрел «Аритмию»?

— К сожалению, нет, не было времени. Планирую посмотреть в отпуске.

— Расскажи, есть ли у скорой помощи норматив в 20 минут на помощь пациенту во время вызова? В «Аритмии» как раз говорится о том, что такое правило сложно не нарушить.

— Такой негласный норматив действительно есть, но за его нарушение нас никто ругать не станет. На вызове мы делаем всё по уму, а потом заполняем бумаги по стандартам, иначе вызов нам не оплатят. Соблюсти регламент, о котором говорится в фильме, просто нереально, ведь с инфарктом ты за 20 минут не уложишься.

— Сколько бригад и машин скорой помощи приходится на округ?

— На Берёзовский, Кедровку и Октябрьский — три машины, одна в посёлке Монетном обслуживает Лосиный, Ключевск, Радужный. Это очень мало, нужно хотя бы девять.

— Как с оборудованием в машинах? Его достаточно, чтобы помочь любому пациенту?

— Не всегда есть кислород в баллонах, да и на три бригады всего два дефибриллятора. Хотелось бы, чтобы у нас был аппарат «Автопульс», который делает массаж сердца — вручную качать очень сложно. Но даже в Екатеринбурге он есть только в специализированных реанимационных бригадах.

— Действительно ли много вызовов, где скорая помощь людям не требуется?

— Раньше, если люди ночью вызывали скорую, то это была катастрофа: либо инфаркт, либо при смерти. А сейчас мы и скорая, и поликлиника. Люди жалуются, что мы долго едем — так пока ерунду обслужишь, до вас не доедешь! Когда мы ездим туда, где не нужна скорая, я себя чувствую ненужным — только дашь таблетку и ждёшь.

— О чём в этом случае пациенты просят врачей скорой помощи?

— Выписать что-нибудь или поставить какой-нибудь укол. Я тогда отвечаю, что у нас только три документа — карточка, сопроводительный лист для стационара и протокол о смерти, а лекарства мы не выписываем. Насчёт уколов я раньше подшучивал, но это так, по глупости: брал физраствор, на него клеил пластырь и писал «какой-нибудь укол». Иногда за это ругали.

— Это даже немного цинично…

— У врачей здравый цинизм. Либо ты сюсюкаешься, либо помогаешь. С малышами, правда, я ласковый — мне очень нравятся детишки.

— Почему вопрос с бахилами для врачей столь принципиальный? Несложно же надеть.

— Это всё отнимает время, а у нас много вызовов за ночь, и всем нужна помощь. Вы же скорую ждёте, так постелите заранее газеты или потом протрите. Я иногда думаю: а если бы он умирал, вы тоже свои бахилы совали бы? Ещё одна распространённая проблема, когда пациента нужно транспортировать, а помочь некому. Я не отказываюсь, но я один, и если я каждый раз буду таскать в одиночку, у меня спина развалится, а вам это сделать нужно всего один раз. Помогите нам и самим себе.

— В «Аритмии» главный герой явно злоупотребляет алкоголем… Как считаешь, это киношное преувеличение или на такой нервной работе у медиков действительно есть подобные проблемы?

— Раньше были, а сейчас у нас на скорой никто не пьет. Если кто-то из пациентов напишет жалобу, то это плохо обернётся для врача — вплоть до увольнения. А вот травматологи и хирурги действительно пьют.

— Как ты принял решение пойти в медицинский университет?

— Почти восемь лет назад у меня на глазах умер отец, а я не знал, что делать. После этого решил, что пойду в медицинский, чтобы впредь знать. Может быть, это своего рода искупление. Я пошёл, чтобы помогать другим. Мне даже кажется, что я отрабатываю свою прошлую карму (улыбается). Когда я работаю один, постоянно самые сложные и тяжёлые вызовы.

— Как долго адаптировался к работе?

— Мне понадобилось месяца три. Сейчас, несмотря на то, что я выучился и практикуюсь постоянно, кардиограмму учу и учу до сих пор (смеётся), у меня даже есть шпаргалки.

— Кстати, почему ты не пошёл в интернатуру?

— У меня никогда не было желания сидеть в стационаре. Впоследствии я планирую специализацию получить, того же кардиолога, чтобы эту ленту разобрать уже окончательно (смеётся). Меня спрашивают знакомые и родственники, когда я осяду в кабинете. Что мне там делать?

— Но ведь на скорой зарплаты ниже, разве нет?

— При том, что я взял ипотеку, мне хватает. Если бы я в стационаре работал столько, сколько здесь, то получал бы, наверное, вдвое больше.

— Часто близкие обращаются за помощью?

— Бывает, но я всегда отправляю к терапевту. Лечить родственников — это самое неблагодарное дело, потому что ты предполагаешь самые страшные диагнозы.

— Какие самые распространённые заболевания в Берёзовском?

— Наверное, как и везде — гипертония. У нас много астматиков и силикозников. Часто встречаем онкологию — в основном, когда приближается уже к терминальной стадии, завершению всего процесса. Страшно. Тут помощь больше нужна родственникам. Это уже просто размышления о ценности жизни. Многие чувствуют себя виноватыми, что не говорили лишний раз о любви, начинают на себе тельняшку рвать. Это дефект воспитания, связанный с отношением к близким — мы говорим о важном, когда уже поздно.

  • Опубликовано в №28 от 15.02.2018 
Областная газета Свердловской области