Аэростат, освещавший жерло чернобыльского саркофага, вмещал более двух тысяч кубометров гелия. Когда часть газа улетучивалась, «сигару» подтягивали к земле на дозаправку. Фото Георгия Новикова.
Настойчивость уралмашевского пенсионера Станислава Горского, пробивающего повсюду идею строительства дирижаблей на Урале («Областная газета» писала об этом 25 января 2013 года), довела корреспондента «ОГ» до Долгопрудного — единственного российского города, в гербе которого значился дирижабль. Здесь в Подмосковье некогда успешно работал «Дирижаблестрой».
Председатель общества краеведов Долгопрудного Николай Карпов, познакомил с ветераном воздухоплавания, инженером-эксплуатационником Георгием Новиковым. Тот оказался ещё и героем-чернобыльцем: на его пиджаке орден Мужества за участие в ликвидации аварии на ЧАЭС привинчен выше других наград. Георгий Константинович — потомственный дирижаблист (в Долгопрудном есть и улица Дирижаблистов). Отец его Константин Новиков был членом экипажа того самого легендарного дирижабля В-6, что прилетал из Москвы в Свердловск в 1937 году.
Георгий Новиков,1986 год, Чернобыль. Автор фото неизвестен.
Как выяснилось из разговора с Георгием Новиковым, Министерство обороны Советского Союза не расформировало ведомственный отдел воздухоплавания после того, как государство свернуло выпуск гигантских пилотируемых дирижаблей. С тех пор беспилотные аэростаты выполнили ещё не одну важную миссию. Вспомнили об аэростатах и в 1986 году, когда рванул Чернобыль. Но до применения экзотического аппарата дошло не сразу.
Работы по сооружению саркофага растянулись до осени. Чтобы выдержать темпы строительства саркофага, приходилось возводить его в тёмное время суток. Монтажники укладывали на стальную раму покрытия саркофага многотонные металлоконструкции, похожие на хоккейные клюшки. Крановщики управляли кранами снизу из бронированных кабин, ориентируясь по телевизионным камерам. Чтобы получить на экране качественное изображение, нужна была хорошая освещённость объекта. А где закрепить светильники? На мачтах? Долго, опасно — мачты загромоздили бы стройплощадку. Светили издали — неэффективно: одна уложенная вслепую «клюшка» соскользнула и рухнула, другая...
Идею с подвеской светильника на аэростат, говорят, предложил председатель правительственной комиссии Борис Щербина. В короткий срок на объект прибыла оперативная аэростатная группа. Вскоре к военным присоединились и инженеры-воздухоплаватели из Долгопрудного. Эксплуатировать же привязной аэростат пришлось в условиях, не прописанных ни в одном учебнике.
«Условия действительно оказались экстремальными, — вспоминает Новиков. — Я был ведущим инженером по испытаниям этой техники. Сам инструкции писал. Так вот ни один из пунктов этих инструкций на четвёртом блоке соблюсти не удалось. Первой группе наших ребят выпало самое трудное. Пространства вокруг наземной установки никакого — всё забито бульдозерами, кранами. Теснотища жуткая, а длина аэростата — 33 метра. Ветер при порывах превышал предельно допустимый по инструкции в полтора раза. Низкая высота подъёма — всего 150 метров, где и без того турбулентная атмосфера возмущена высотными зданиями. Морось, туман, грязь — совершенно противопоказаны нашим нежным тросам...».
Как бы то ни было, а 22 октября со второй попытки аэростат подняли в небо. Монтажники тут же прозвали небесный светильник «люстрой». И часто зазвучали здесь команды-просьбы: «Малый поворот направо! А теперь придержи, тень откуда-то взялась» (это крановщику). И тут же по динамику в соседний бункер: «Мужики, дайте „люстру“ чуть влево. Темно там, братцы!».
Новиков прибыл на ЧАЭС в составе второй группы, на смену коллегам, которые уже хватанули изрядную долю радиации. По ходу эксплуатации аэростата случалось всякое. То светильник при подъёме о стенку грохнется, то нити троса изорвутся, то оболочка аэростата прохудится, а шлёпать на его радиоактивный бок заплатку приходилось там, где по правилам положено было «передвигаться только бегом»... Когда работы на саркофаге подошли к концу, из китового тела аэростата выпустили летучий гелий, а оболочку захоронили.
