Евгения Эстес уходит из волейбола

Евгения Эстес (в девичестве — Артамонова) — уникальная волейболистка не только по меркам Екатеринбурга или России, но и всего мира. На её счету награды всех крупнейших международных соревнований. Кроме того, титулы чемпионки Японии, Турции, Италии, Швейцарии и, конечно, России. В составе «Уралочки» Евгения Эстес десять раз побеждала в национальном первенстве и теперь готовится вступить в жизнь без волейбола.

Театр Карполя

—Евгения, хоть вы за свою долгую карьеру и успели поиграть за клубы пяти разных стран, но почти все болельщики ассоциируют вас именно с «Уралочкой», за которую вы отыграли полтора десятилетия. Помните, как всё начиналось?

—Это было стечение обстоятельств. Когда я училась в младших классах, мама договорилась, что в субботу приведёт меня в секцию «Уралочки», а накануне, в пятницу, в нашу школу пришёл сам волейбольный тренер из «Уралочки» Юрий Николаевич Филимонов. Он-то на меня и обратил внимание. Мама мне постоянно говорила: «Женя, я тебе ничем не могу помочь. Давай сама руками, ногами пробивай себе дорогу». Ну и дед меня очень сильно поддерживал, говорил, что спорт помимо красоты ещё и дисциплинирует.

—Помните первое впечатление от Карполя?

—Первая встреча, если честно, в памяти не отложилась, ведь я тогда была маленьким ребёнком. А потом, когда уже стала общаться с Николаем Васильевичем, как-то сразу нашла с ним общий язык. Я понимала, что «Уралочка» — это его «театр». И он тут главный. Он на площадке играет свою роль, переживает с нами. Как человек он добрый, внимательный, заботливый.

—Неужели? Ведь если кому-то надо привести пример тренера-диктатора, то почти наверняка вспомнят именно Карполя.

—Любой человек в своей профессии играет какую-то роль. Так же и Николай Васильевич. Во время матча он один, а стоит опуститься занавесу, и Карполь оказывается совсем другим человеком.

—Если бы Карполь не был таким экспрессивным во время матчей, смог бы он создать ту «Уралочку», которой на протяжении четверти века не было равных?

—Я думаю, что нет. Он очень много энергии и сил затрачивает на игру, играет вместе с командой седьмым человеком. Видно, что сейчас он уже устал, возраст даёт о себе знать.

«Секретный» язык

—Евгения, вы ведь по ментальности советский человек. И каково же было вам в 90-е годы оказаться в Японии? Не просто за границей, а в стране абсолютно другой, непонятной и незнакомой? Ведь одно дело приехать, сыграть матч и уехать обратно. И совсем другое — жить в чужой стране несколько лет.

—Конечно, было очень тяжело. Особенно поначалу. Но у меня была хорошая переводчица, которая училась в Киеве. Она понимала наши традиции, подсказывала, предупреждала — что можно, а что нельзя. Когда приезжаешь в Японию туристом, то видишь одну сторону — чистоту, красоту, вежливость, современнейшие технологии. Но когда ты живёшь в Японии, то не можешь не замечать проблемы. Японцы очень закрытые. Вместе с тем, они трудоголики. За хорошую жизнь они платят высокую цену.

—Вам ведь нынче и пред-олимпийский квалификационный турнир пришлось играть в Токио. Ностальгии не было?

—Была, конечно. Я была рада видеть своих друзей. Я люблю Японию. Японские друзья надо мной смеются: «И замуж ты вышла за японца». Может быть, где-то в прошлой жизни я как-то была связана с этой страной.

—А ваш муж, Джеремайя Эстес, по складу характера больше японец или американец?

—Когда Джерри пришёл в «Уралочку», я его спросила, какой он национальности (тогда я уже знала, что у него намешана японская, испанская и американская кровь)? Он ответил: «Человек мира». Потому что рано уехал по работе тренера из дома и много ездил по миру. А при такой работе границы часто стираются.

—А в семье на каком языке разговариваете?

—Муж двенадцать лет провёл в России, так что хорошо говорит по-русски. Сын знает и русский, и английский. Очень удобно — здесь, чтобы по секрету от посторонних, можно говорить по-английски. Когда мы в Америке — по-русски (смеётся).

—Вы уже объявляли, что по завершении карьеры хотите жить в Америке. Зачем тогда сыну русский?

—А как без этого? Тем более что, по-моему, современный ребёнок должен знать несколько языков. На следующий год в школе у них будет испанский. И четвёртым языком, я думаю, должен стать китайский.

—О вашей жизни в Америке везде какая-то обрывочная информация. Вообще, что для вас сейчас Америка?

—Пока я не могу сказать, что это мой дом. Я бываю там наездами. Здесь, в России, у мужа, как у иностранца, нет будущего. Поэтому решили вернуться туда, где он начинал, где его помнят, знают и уважают. Сейчас он работает с университетской командой в Гринвилле.

—Каков уровень студенческого волейбола в США?

—Средний. В Америке нет профессионального волейбола, поэтому играют в него совмещая с учёбой. Получив диплом, заканчивают выступать.

—Вы говорите, что этот сезон для вас последний, хотите завершить карьеру игрока. Не допускаете мысли, что по примеру Ирины Кирилловой, которая в этом году примерила форму «Уралочки» в возрасте 47 лет, через несколько лет вернётесь?

—Нет. Это не моё. Я не стараюсь под кого-то подстраиваться и кому-то подражать. Всё, что я могла дать волейболу в качестве игрока, — я отдала. Не надо тянуть через «не хочу». Пришло время сделать шаг в сторону и начать что-то новое.

—Вы уже определились, что именно?

—Невозможно программировать далёкое будущее. Каждый день вносит какие-то свои коррективы. Сколько раз было, когда что-то загадываешь наперёд, а получается совсем иначе. День прошёл, тогда можно и о следующем думать.

Сопутствующие факторы

—Результат сборной на Олимпиаде в Лондоне получился совсем не тот, на какой все рассчитывали. Можете сказать, что сделали всё, что могли?

—К сожалению, на нашу игру повлияли сопутствующие факторы. По моему мнению, после чемпионата России волейболистки не успели залечить травмы и восстановиться. Тем более, что часть игроков по меркам спорта уже возрастные. Им нужно было больше времени на отдых и подготовку.

—Извините, но мы не можем обойти другую, довольно непростую тему. Как восприняли самоубийство Сергея Овчинникова?

—Шок, конечно, был. Потом, когда начинаешь раскручивать мысли, вспоминать все его жизненные проблемы, то понимаешь, что человек просто уже не выдержал. Он не смог перебороть себя. И рядом в нужное время не оказалось человека, который бы его, как стержень, направлял.

—Что всё-таки, на ваш взгляд, стало причиной его трагического решения — профессиональные проблемы, личные или всё разом?

—Думаю, всё разом. Со временем всё копилось, и человек не смог сам справиться.

«Награды дома меня напрягают»

—То, что вы стали первым в истории представителем игровых видов спорта, принявшим участие в шести Олимпиадах, греет душу?

—Да, приятно понимать, что все твои жертвы ради спорта, ради игры не прошли зря. В итоге всё, к чему ты шёл, сбылось, мечты осуществились.

—Какая-то Олимпиада запомнилась особо?

—Николай Васильевич всегда учил нас: нельзя просто съездить и поучаствовать в Олимпиаде, надо всегда стремиться завоёвывать медали. А работа — она всегда одна и та же: подача, приём, атака (смеётся). Но со временем отношение к игре и ко всему, что тебя окружает, меняется.

—Завоёванные трофеи где хранятся?

—У мамы... Меня бы напрягало, если бы это хранилось в нашем доме. Приходишь отдохнуть, а попадаешь в музей (смеётся).

—Все призы храните?

—Вы знаете, очень интересно получается. Хотите — верьте, хотите — нет, но личные призы, по поводу награждения которыми были какие-то недовольства, почти все сломались или разбились. Например, мы играли в Загребе с хорватской командой, которую тогда тренировал Николай Васильевич. «Уралочка» выиграла, и мне присудили индивидуальный приз, хотя Карполь считал, что игрок его команды была более достойна этой награды. Буквально через несколько дней от этого кубка ручки отвалились... Но уж если награда завоёвана без всяких сомнений, то с ней ничего не случается.

—В вашем доме хоть что-то напоминает о волейболе?

—Вообще ничего. Дом — это дом, а работа — это работа. Когда у мужа будет свой офис, то там, наверное, выставим какие-то самые ценные медали, форму. Но не дома. Мой дом — моя крепость, а не спортплощадка.