- Опубликовано в №304-305 от 03.08.2012 под заголовком «Французский Маяковский»
«Французским Маяковским» назвали Арагона собратья-писатели: за совпадение поэтической манеры, за схожий путь — от авангарда к коммунизму, наконец — за скрещение судеб. 4 ноября 1928 года в баре «Куполь» на Монпарнасе к уже известному литератору Арагону подошёл молодой человек: «Месье Арагон, поэт Владимир Маяковский приглашает вас к себе за столик». Это была судьба...
Их было немало — зарубежных писателей, кого воодушевили масштабы происходящего в начале ХХ века в России. Барбюс, Фейхтвангер, Цвейг, Драйзер, Уэллс, Мальро, Роллан, Синклер, Франс, Шоу, Льюис... Большинство наблюдало издалека, как исчезала на глазах держава под названием Российская империя. Арагону посчастливилось приехать и увидеть воочию.
Летом 1932 года интернациональная бригада писателей (венгр Александр Барта, голландец Иев Ласт, американец А. Платнер и француз Луи Арагон) в течение 40 дней изучали новостройки социалистического Урала — Свердловск, Нижний Тагил, Надеждинск, Челябинск, Златоуст, Магнитогорск...
—С одной стороны, это явно были писатели просоветского толка, которых не надо было сильно убеждать, — комментирует сотрудник Белинки Елена Якубовская. — С другой — их повезли не на гостеприимно-изобильный Кавказ, а в глубинку, на рабочий Урал. Стало быть, интерес был не туристический, а деловой и конкретно — к этому региону, где «выковывали социализм». Судя по архивам периодики, 18 июля в надеждинском Дворце культуры состоялся интернацио-нальный вечер, где Арагон читал отрывок из своей по-эмы «Красный фронт». Любопытно, в надеждинской газете «Пролетарий» забавно написана фамилия писателя: один раз — Ороггон, в другой — Араггон. Очевидно, записывали на слух, не очень хорошо представляя, кто перед ними...
В поездке по Уралу Арагон вёл путевой дневник. В фондах Белинки (ещё раз спасибо её сотрудникам) нашлась часть его, опубликованная в
По горячим следам, но уже дома, Арагон написал поэму (или цикл стихов) «Ура, Урал!», посвящённую настоящему и прошлому края. Открывают поэму воспоминания о расстрелах при царском режиме восставших рабочих, о трагических событиях гражданской войны, а завершает прославление «социалистического труда на новых советских заводах-гигантах». «Ура, Урал!» — первое крупное произведение зарубежной поэзии, посвящённое социалистическим пятилеткам, но стихи... ну явно не для заучивания наизусть (чего стоит только название одной части — «Вальс Челябтракторостроя»). Хотя, может, неудачен перевод поэмы?
Арагону досталось за «Ура, Урал!» от соотечественников. Поль Элюар в памфлете «Certificat» («Свидетельство») превратил название «Ура, Урал!» в саркастическое прозвище автора. Впрочем, спустя десятилетия и сам Арагон признавал, что в
И восторг Арагона в
—Когда-то наш земляк, краевед Николай Антонович Котельников мечтал создать экспозицию «Серов в литературе», собирал материалы, — рассказывает главный хранитель Серовского исторического музея Зоя Ромадова. — Здание под это не дали. Но благодаря краеведу-энтузиасту у нас есть «личное дело Арагона». В папке — газетные вырезки, связанные с приездом Арагона в Серов, фотокопии портретов в разные годы и, самое интересное, — автограф писателя. Нет-нет, автограф не уральского происхождения. Тоже — фотокопия, но, мне кажется, по настроению он очень близок к тому, что переживал Арагон на Урале в
В этой истории достаточно белых пятен. Не ясны даты, точный маршрут визита интернациональной писательской бригады. Фрагментарен дневник месье Арагона. Из того мизера документальных свидетельств, что удалось обнаружить, полной картины не складывается. Но, может быть, «следы Арагона» (Араггона? Ороггона?) отыщутся в области где-то ещё — в музеях, библиотеках? Вместе мы могли бы сложить эту загадочную мозаику.
Урал отвечает товарищу Сталину — фрагменты дневника писателя
От Москвы до Свердловска
На одной из первых остановок в Уральских горах я купил земляники. Она была завернута в бумагу, помеченную 1 октября 1917 года. Это был отпечатанный на машинке приказ Временного правительства (Керенского) населению о том, чтобы на зимнее время часы были переведены на час вперед. Урал не послушался Керенского, он послушался Ленина и перевел свои часы на столетие.
Свердловск
Обыкновенный турист, не знающий плана, предусмотренного для Урала, естественно задает себе вопрос: «Что было бы здесь, если бы план был выполнен повсюду?». Он, впрочем, выполнен во многих районах. И для путешественника,— это чувствуется уже со Свердловска, — весь Урал в целом — картина, в которой все предметы несколько крупнее, чем ожидаешь. У художников это называется — «дать первым планом».
Огромное здание районного комитета стоит на площади, очищенной от церкви. Оно могло бы служить образцом советской архитектуры: это огромное здание с тысячью окон светло, как будущее.
На углу набережной стоит старинный дом былого Екатеринбурга, дом, которой в своё время, должно быть, считался украшением города, так как он имел целых два этажа. Там теперь помещаются профсоюзы. Дом —зелёный, и весь покрыт мавританско-готическим орнаментом; он напоминает средневековые переплеты, которые были радостью романтиков и предметом зависти библиофилов. Где-то в Нормандии есть дом, 11, в котором жил Ламартин, такого же стиля. Он похож на ребенка, подражающего взрослым: маленькие готические стрелки, вычурная резьба, ажурная штукатурка, пустячки.
10 процентов населения Урала, около 700000 человек, принадлежат к нацменьшинствам: киргизы, казаки, татары и башкиры, чуваши, коми-пермяки, марийцы; 50000 рабочих-националов работало в 1930 году на уральских заводах. К началу 1932 г. число их достигло 100000...
Нижний Тагил
В день нашего приезда давали массовый спектакль перед металлургическим заводом, над которым виден бывший дом Демидова. Здесь были сотни, тысячи зрителей и тысячи артистов. Представление началось с кино. Показывали войну, революцию, строительство социализма и призывали к защите СССР от капиталистической интервенции. В темноте за сценой горели домны, периодически ’открывались мартеновские печи, вспыхивая фиолетовым светом. Я сидел на земле, рядом с мальчуганом лет одиннадцати, американцем из Нью-Йорка (Вронкс). Мы разговорились.
—Нет, — сказал он, — я никогда не вернусь в Соединенные штаты, разве только для того, чтобы делать революцию.
Он пионер. Я спросил его, запишется ли он в комсомол.
—А как же, — ответил он, — только сейчас я еще мал.
На Вагонострое нас встречает главный инженер. Этому человеку 27 лет, в 1917 ему было двенадцать, и он — уже работал на заводе. Революция дала ему возможность учиться. Он кончил вуз в 1929 году. Сейчас он стоит во главе огромного строительства, пройдя производственный стаж на заводе АМО в Нижнем Новгороде. Он зарабатывает 1200 рублей в месяц.
Надеждинск
К концу вечера, устроенного нами в огромном чудесном Дворце культуры, мы получили свыше шестидесяти вопросов. Вот один из них: «Кто в вашей стране управляет заводом — рабочие, мастера или инженеры, и входят ли в завком члены революционных организаций?».
Я не знаю лучшего ответа на клевету II Интернационала, чем этот вопрос.
В Надеждинске нет церквей. В 1905 г. здесь был свой поп-провокатор — Африка, как в Петербурге был Гапон. Урок не пропал даром. В этом году 80 процентов продуктов для Надеждинска было доставлено из сельхозкомбината. Там нет зарплаты ниже 100 рублей в месяц.
Перевод с французской рукописи В.Топер. (Журнал «Интернациональная литература», 1932 г.).
Баллада о двадцати семи, казнённых в Надеждинске
До пустынных аральских скал
банды ведя за собой,
кровавый палач — адмирал
Колчак захватил Урал.
Офицер его, Вяземский, рад:
сегодня богатый улов.
Сегодня мёртвых парад.
Столько трупов, что жди наград.
Тот, кто молод, и тот, кто стар,
всё равно партизаном был.
Взято двадцать семь. И удар
нанесён по раздувшим пожар.
Готовится смотр большой,
чтоб уроком он всем послужил;
и чтоб отдохнуть душой —
в первый раз спектакль такой.
Но когда для женщин, мужчин
наступал черёд умирать,
то не дрогнул из них ни один,
веря в счастье грядущих годин.
Были двадцать семь партизан
на плацу повешены в ряд;
из рабочих они, из крестьян,
и средь них боец-мальчуган.
Ветер трупы качал в ночи,
Но не слышалась в ветре мольба.
О убийцы и палачи,
не у вас от победы ключи!
Кровь застыла на ваших ножах,
предвещая ржавчины пыль.
Мрак могилы внушает вам страх,
пули грезят о ваших телах.
Двадцать семь остались в живых,
и глаза их света полны.
Как и прежде, волосы их
треплет ветер просторов степных.
Те, что были врагом казнены,
созывают людей на бой.
Белой гвардии дни сочтены,
крики воронов белым страшны.
Небо чёрное, душный зной
и Колчак — прощайте навек!
И солдаты с красной звездой
говорят у крыльца с детворой.
Говорят солдаты: сперва
надо технику знать хорошо.
А в глазах у детей синева,
синева, синева, синева.
Памятник в Серове на братской могиле казнённых, открытый в 1959 году.
В поэме «Ура, Урал!», представляющей по сути цикл стихов, обращает на себя внимание «Баллада о двадцати семи, казнённых в Надеждинске». Ну явно же нехудожественный образ. Скорее всего Арагон писал о реальном событии. Ещё один звонок в Серовский исторический музей.
Оказалось: да, 20 ноября 1918 г. белогвардейцы расстреляли на восточной окраине Надеждинска группу советских работников. Их похоронили в братской могиле, на месте которой в 1919 г. был установлен первый, ещё деревянный, памятник.
Позднее место захоронения было перенесено на ул. Февральской революции. В 1959 г. здесь установлен обелиск из кирпича. Параллельно идёт архивный поиск — установлены 20 имён расстрелянных.
В 1987 г., к
Однако до сегодняшнего дня сохраняется вопрос о конкретных масштабах трагедии в Надеждинске. В разные годы местная газета «Пролетарий» называла разное число расстрелянных — то 20, то даже 32. Зато более подробно стала известна история одного из погибших — бухгалтера Надеждинского завода В. Землянова, который заведовал заводской кассой. При подходе белых он спрятал, спасая, деньги, предназначенные для выдачи рабочим. И не выдал тайну даже под угрозой расстрела.
В 1987 г. потомки Землянова, переезжая из отчего дома, нашли (!) деньги — они были схоронены за одним из старинных портретов. Находка передана властям.
