Режиссёр Борис Хлебников привёз на Урал фильм о ресторанных разговорах

Сергей Шнуров (слева) просто сидел на одном из диванчиков, а к  нему приходили его друзья. Например, модный театральный режиссёр Василий Бархатов. Кадр из фильма «Пока ночь не разлучит».

Сергей Шнуров (слева) просто сидел на одном из диванчиков, а к нему приходили его друзья. Например, модный театральный режиссёр Василий Бархатов. Кадр из фильма «Пока ночь не разлучит».

Фильм с несколько странным, плохо запоминающимся названием «Пока ночь не разлучит», после довольно успешного шествия по кинофестивалям, встретится с обычным зрителем.

В основе идеи, ставшей сюжетной канвой картины, публичная расшифровка разговоров, подслушанных в самом дорогом столичном ресторане «Пушкинъ». Правда или нет появилась на страницах журнала — на совести московских журналистов. Фильм же — продукт художественный, где вымысел и домысел не исключаются.

Ресторан для съёмок, правда не «Пушкинъ», но не менее респектабельный, Хлебникову и его команде предоставили всего на 11 дней. Точнее, ночей. Уложились. Сняли. По словам режиссёра, додумывали немного. Разве что сквозные линии-истории двух официантов (старый и толстый — Евгений Сытый, молодой и тонкий — Александр Яценко). Истории гастарбайтеров, работающих на кухне (и это — в самом дорогом ресторане Москвы!), почти доподлинные: теперь уже подсматривали и подслушивали сценаристы, несколько дней проведшие в чреве ресторана, стремясь понять и почувствовать атмосферу и правила игры ресторанного закулисья. Сергей Шнуров предложил себя для съёмок сам, ему есть что рассказать: был период, когда он в общей сумме месяц провёл в «Пушкине» — завтракал, обедал, спал, ужинал. Словом, сценарий — коллективное творчество.

Если бы не сплошь известные артисты и медийные персонажи (Алёна Долецкая, Анна Михалкова, Василий Уткин, Василий Бархатов, Дуня Смирнова, Агния Кузнецова, Александр Робак, Дарья Екамасова, Оксана Фандера и т.д.), фильм можно вполне принять за документальный. Камера оператора, установленная в роскошных интерьерах а-ля рюс, бесстрастно фиксирует, то есть снимает, слой за слоем сытую Москву — довольную и разочарованную, с густым матом и развесистыми понтами, пресыщенную и праздную, жующую и проглатывающую. В кадре надолго не задерживаются: реплики, взгляды, обрывки болтовни о морали, о верности, о ценностях.

В ресторане играют в «настоящее русское»: икра ложками, молочные поросята, обращения «сударь» да «сударыня», произносимые ряжеными официантами то с остервенением, то с издёвкой. А некоторые посетители включаются в эту игру и вдруг ощущают себя сударями. На другом полюсе — большие и маленькие трагедии кухонной челяди, которые разрешают иногда не отходя от плиты, круговорот посуды, блюд и продуктов, калейдоскоп настоящих проблем, признаний, отказов...

Фильм существует в двух плоскостях. В реально-ресторанной с его запахами и звуками возникает дикое ощущение ненастоящести, мелкой и мелочной подмены дел, эмоций. Мрачных красок в безжизненную палитру добавляет мельком подброшенная свинья — тот самый поросёнок, тушку которого сначала тщательно моют (омывают), потом долго готовят и щедро гарнированным (украшенным) выносят на люди.

В «Ночи...» можно ограничиться гастрономическими впечатлениями, соотнеся своё представление о столичных буржуа с тем, что яркими мазками набросал Хлебников. Есть и другая плоскость: наше нынешнее общество с диким расслоением, с придуманными ценностями, с бесконечными полуправдами, выдаванием придуманного за реальное. И в финале из маленькой искры возгорается пламя: все линии сходятся в одну точку — отчаянная склока, драка, бунт. Русский бунт — бессмысленный и беспощадный.

Областная газета Свердловской области