В ночь с 19 на 20 августа ушёл из жизни Виталий Волович.
Совсем недавно мы отмечали юбилей великого художника - 3 августа Виталию Михайловичу исполнилось 90 лет. В этот день мы опубликовали его размышления о жизни, времени, возрасте... Сегодня этот разговор обрёл совершенно иное звучание.
Поэтому мы ещё раз публикуем размышления Художника.
Виталий Волович: Ирония - единственное условие полноценной жизни
Я о возрасте вообще не думаю. Когда мне исполнилось 50 лет и пошёл шестой десяток, я очень переживал. Думал: «Господи, жизнь кончилась. Впереди доживание, дотягивание». Я был в полном отчаянии. Если вы помните, в русской литературе по этому поводу много чего написано. Например, в «Бесах» Достоевского есть, по-моему, такая фраза: «Пётр Верховенский был довольно мерзким старикашкой в возрасте 52 лет». Помню, что меня эта фраза просто потрясла. Или, например, Пушкин и его окружение воспринимали 37-летного Карамзина как глубокого старика. А потом…После 80 я перестал размышлять на эту тему. Как это ни странно, но у меня от 80 до 90 был самый напряжённый в моей жизни рабочий период. Я издал 11 больших альбомов (в том числе труд почти всей моей жизни «Корабль дураков»), написал книгу. Я загружен, занят и нахожусь в состоянии непрерывного бега. И поэтому никаких размышлений у меня насчёт возраста нет. После 89 я готовился к большой выставке к моему юбилею. Вот когда мне исполнится 90 лет, я, быть может, займусь личной жизнью.
Силы в таком возрасте берутся от желания преодолеть немощь. У меня же невероятно интересная жизнь. Каждая книга – новый кусок жизни, новый уровень. Постоянное напряжение. И понимаешь, что просто некогда заниматься наблюдениями за сложными реакциями организма на свой преклонный возраст.
Я тронут народной любовью ко мне. Даже взволнован. Однажды я подписывал книги людям два часа. Но это ещё что. Когда издавали альбом «Корабль дураков», то «Микрохирургия глаза» вложила деньги. Мы должны были подарить им 120 экземпляров альбома. Они попросили меня оставить автографы. К свой подписи я обычно рисую маленького человечка, похожего на себя. Я пришёл в типографию к десяти часам утра и в шесть вышел. Все 120 рисунков были готовы. Потом я думал: как же мне теперь себя не возненавидеть от такого количества изображений.
В моём возрасте без иронии просто прожить нельзя. Это единственное условие полноценной жизни – высмеивать собственные недостатки и немощи. Когда ты смеёшься над ними, то они теряют половину своей силы.
Я достаточно долго думал, на какой возраст я себя ощущаю. И честно говоря, ничего не придумал. Пока у меня есть возможность работать с той же интенсивностью, что сейчас – мне это время нравится. Это время (хотя могу ошибаться) высокой зрелости. Сейчас я работаю в полную силу. Очень условно, но: точно не хуже, чем когда мне было 50 и 60 лет. Хотелось бы сделать такой обмен: интеллектуально остаться в 90, а физически в 45. Но, судя по всему, с судьбой договориться уже не получится.
Работаю я много – всё время, которое не занято обременительными обстоятельствами жизни (бесконечное присутствие где-то, открытие выставок и так далее). Эта часть жизни неизбежна, но на остальное мне, в общем-то, времени хватает. Работаю я где-то по десять часов в день. Ну а что? Я в достаточной степени работоспособен.
Я человек не компьютерный и совершенно несовременный. Правда, один термин знаю – краудфандинг. Означает он стояние с протянутой рукой.
В центре города стоит композиция «Горожане». Но у меня нет ни одного снимка рядом с моей бронзовой фигурой, хотя я об этом часто думал.
Последние годы у меня были очень тяжёлые. По странной прихоти судьбы я пережил многих моих друзей-художников. Миша Брусиловский был последний, кто ушёл из жизни. Мы с ним тесно дружили 60 лет. Его уход наложил на мою жизнь непростой отпечаток. Мы всё делали вместе. Сейчас я чувствую странное ощущение. Мой прежний образ жизни перестал существовать. В мастерской я повесил фотографии его, его работ, чтобы он присутствовал в моей жизни постоянно. С этим приходится бороться, но это одно из самых сложных обстоятельств. Миша ушёл из жизни, и это стало побудительным мотивом работать над книгой. Диагноз мишиной болезни был известен давно, и он как мог боролся с ней, но было понятно, что его уход неизбежен. Я понял, что ушли все – Миша Брусиловский, Толя Калашников, Гена Мосин, Андрей Антонов, Гера Метелёв… В последней книге я пытался разобраться в их творчестве. Это единственная возможность, чтобы память о них была материализована. Это попытка удержать их жизнь, их творчество. Потому что забвение происходит так быстро…
