Брэнфорд Марсалис: «Музыку не надо изобретать, её нужно открывать»

Брэнфорд Марсалис

Фото: Владимир Мартьянов

Всю эту неделю в Свердловской филармонии британский композитор и диджей, внук композитора Сергея Прокофьева Габриэль Прокофьев вместе с Уральским филармоническим оркестром записывают два совместных альбома. В записи принимает участие американский музыкант Брэнфорд МАРСАЛИС. Его коротко представляют так: один из самых влиятельных джазовых саксофонистов в мире. Всё верно. К этому стоит ещё добавить, что он крайне интересный человек, успевший поиграть с великим Майлзом Дэвисом, Диззи Гиллеспи и Стингом.

Брэнфорд встречает нас в своей гримёрке. Рядом саксофон, ноты, на столе мундштуки. Пока мы ждём переводчика, обмениваемся дежурными фразами. Брэнфорд мгновенно располагает к себе, тут же начинает шутить, что нашего фотографа зовут так же, как и Ленина, что в городе он успел посмотреть разве что аэропорт и вот эту гримёрку (но ещё и джазовый клуб «EverJazz»).

– Брэнфорд, в Екатеринбурге вы в первый раз. Почему согласились ехать с Габриэлем почти уже осенью в столицу Урала?

– Ещё не так холодно! Я же у Габриэля сразу спросил: «В каком месяце? В августе? О'кей, я поеду». А в сентябре бы не поехал. Но на самом деле, я единственный саксофонист, кто исполнял произведения Габриэля. Он мне предложил – я согласился. С Габриэлем мы знакомы уже около двух лет. Примерно в то же время я познакомился и с его музыкой.

Брэнфорд Марсалис: "Я играю музыку и не предаюсь ностальгии и не живу прошлым". Фото: Владимир Мартьянов

– Вы знали, что его дедушка – композитор Сергей Прокофьев?

– Правда? Вы не шутите?! Сергей Прокофьев и Габриэль родственники? Конечно, знал (улыбается). Сергей Прокофьев – не просто великий, а величайший композитор.

Никакая музыка не нуждается в возрождении

– Габриэль много экспериментирует, вот его фраза: «Классическая музыка не умирает, она изменяется». Вы разделяете его позицию, что, исполняя классику, нужно больше экспериментов?

– Я не пытаюсь экспериментировать. Когда вы что-то изучаете – это становится частью вас. Например, в молодости я был кларнетистом, играл только классику. Потом играл ритм-н-блюз, джаз, и в итоге вернулся к классической музыке. Но мои джазовые выступления наполнены всеми видами музыки, которые я когда-либо играл. Так происходит всегда.

– На ваш взгляд, джаз нуждается в изменении или это уже происходит?

– Никакая музыка не нуждается в осовременивании. Я в этом уверен. На эту тему есть мой любимый пример с Эйнштейном. Он не изобретал теорию относительности. Он её открыл, основываясь на данных, которые уже были. То же самое я чувствую и относительно музыки. Не надо её изобретать, нужно её открывать. Самая великая инновация будет происходить в звуке. Я читал автобиографию Стравинского. Там есть история про то, как он попросился в ученики к Римскому-Корсакову и принёс ему свой музыкальный материал. Римский-Корсаков сказал, что Стравинский определённо знает толк в мелодии, но ничего не понимает в гармонии традиционной музыки. Он посоветовал ему изучать этот «вопрос». Когда Стравинский начал разбираться в этом, он вдруг понял, что ему больше не надо учиться у Римского-Корсакова. Понимаете? Всякая инновация в музыке всё равно будет иметь отправной точкой традицию. Человек должен фундаментально разбираться в основах того, чем он занимается. Я большой противник той идеи, что новое можно создать без старого. Из вакуума ничего не возьмётся.

– Простите, конечно, за сравнение, но в прошлом году на экранах гремел фильм «Ла-Ла Ленд». Главный герой пытался возродить классический джаз, но вдруг понял, что людям уже эта форма не нужна. Это фильм, но к реальности, мне кажется, идея имеет отношение…

– (смеётся). Я всё думал, когда же будет вопрос про «Ла-Ла Ленд». Ничего в музыке, которую исполнял главный герой, не показывало, что он знает хоть что-то о традиционном джазе. Ещё раз скажу, что никакая музыка не нуждается в возрождении. Более того, мерить музыку (и другое искусство) коммерцией или переходом в поп-культуру нельзя. Зачем? Вот был я в Москве, ходил в Большой театр. Там публика, которая не слушает Кэти Перри. Да, её фанаты вряд ли скажут: «Пойдём вечером в Большой театр». Нет! Они не восхищаются этим, они ходят в другие места. У меня три дочери подросткового возраста. Они, конечно, знают всё о Кэти Перри и о других звёздах, о которых я понятия не имею. Каждые три или четыре недели появляется новая «звезда». Я бы не выжил в такой среде. Минимум 20 лет нужно, чтобы начать что-то сочинять. Итак, «Ла-Ла Ленд» – милый фильм, но, увы, никакой связи с реальной музыкой он не имел.

– Выходит, что у джаза, независимо ни от чего, всегда будет своя аудитория?

– Это маленькое сообщество, но оно есть, как, например, у поэтов. Им же никто не говорит: «Вы непопулярны сейчас. Начните писать сценарии для фильмов». Я играю джаз, потому что я люблю его, как и классику. Людям нравится – замечательно. Не нравится – ну что ж…

– Поэтов, мне кажется, с каждым годом всё меньше и меньше…

– Это тех, о которых вы знаете. Вы, кстати, любите поэзию?

– Очень!

– Мой брат – поэт, а я не люблю поэзию. Читаю исторические книги, про политику, ну и что? Это не мешает поэтам собираться, устраивать чтения, конференции. Мой брат знает сотни поэтов, но мы понятия не имеем об их существовании. Поймите, что всё вокруг не должно быть популярным. Всё должно быть хорошим. Да и зачастую всё, что популярно – не является хорошим.

Майлз Дэвис думал не что, а как исполнять

– Вы учились в известном на весь мир колледже Беркли. В частности, многие считают, что именно его суровые нравы показывают в фильме «Одержимость».

– Это выдумка, они ломают комедию. Дело не в том, что в Беркли так жёстко, но если бы мой учитель метнул в меня барабанную тарелку, как это произошло в фильме – ему бы не поздоровилось. Музыканты, с которыми я рос, не позволяли к себе так относиться.

– После колледжа у вас был резкий профессиональный скачок и работа с Майлзом Дэвисом. Без преувеличения, он – легенда. Что это был за человек?

– Он был довольно резким. Особенно с теми, кого хотел как-то гнобить. Но я не был из их числа. Однако Майлз – гений. Его гениальность была в восприятии музыки. Многие музыканты думают о том, что исполнять. Майлз думал, как исполнять. Именно это мне нужно было в 24 года. Мне необходимо было такое направление. И с тех пор я стал думать так же: как играть, а не что.

– Майлз был вашим учителем?

– Они все были моими учителями, все, с кем я играл – Арт Блэйки, Херби Хэнкок, Диззи Гиллеспи

Стинг отпрыгнул от неожиданности на полсцены

– Стинга вы тоже считаете своим учителем?

– Это другое. Я кое-чему у него научился, но он больше пишет песни и отлично играет на бас-гитаре. Да и требование к исполнению в поп-музыке гораздо ниже. Другая планка. Когда ты играешь джаз, ты прокручиваешь в голове пять вариантов исполнения, в поп-музыке – один. Со Стингом моя задача была в том, чтобы найти звук, который поддержал бы его как лидера.

– В Интернете я нашёл историю, что вы любили разыгрывать Стинга. Если не ошибаюсь, прямо во время концерта вы пытались выдать другого человека за себя.

– (смеётся). Замечательная история. Это было в конце второго мирового тура. Последний концерт, Сидней. Стинг заключительные концерты играл как-то особенно, с ним на сцене могло случиться всё что угодно. Каждый раз мы завершали «Роксаной». В первой части моего соло он закрывал глаза, а во второй – открывал и смотрел на меня. В какой-то момент я увидел за кулисами нашего концертного менеджера – Билли Фрэнсеса. Я быстро надел ему свой пиджак, заретушировал лицо, так как он был белый, и надел большой парик. Дал саксофон и вытолкал на сцену. И вот представьте: Стинг заканчивает играть, поворачивается, видит Билли и просто отпрыгивает от неожиданности на полсцены! До сих пор мне смешно от его выражения лица. Стинг однако был «парнем быстрого реагирования», он подошёл к микрофону и сказал: «У нас замена, на сцене великолепный Сонни Роллинз (один из самых влиятельных музыкантов в истории джаза. – Прим. «Облгазеты»)».

– Что Стинг вам сказал после такой шутки?

– Ничего, он оценил её. Тем более, что это был последний концерт. Бывали и более жёсткие розыгрыши. Не буду всё рассказывать, но мне запомнились летающие резиновые курицы на верёвках прямо во время шоу. Но это уже совсем другая история.

– Почему вы не продолжаете сотрудничать с ним?

– Мы общаемся, но не более. Это было великолепно, но всему своё время. Четыре года мы играли, потом наши пути разошлись. Это нормально.

– Если сейчас он вас попросит сыграть вместе, согласитесь?

– Конечно, но Стинг не позвонит. Мы колесили тридцать лет назад, это уже законченная история. Я играю музыку и не предаюсь ностальгии и не живу прошлым. И мне неинтересно снова иметь отношение к поп-культуре. Когда мы с ним выступали, он был одним из пяти самых узнаваемых музыкантов в мире. Это было более 30 лет назад.

Брэнфорд Марсалис живо показывал, как именно он поменялся местами с Билли Фрэнсесом, чтобы разыграть Стинга. Фото: Владимир Мартьянов

– Брэнфорд, понимаю, что музыка занимает вашу жизнь на 99,9 процента. Но чем вы занимаетесь в 0,1 процента свободного времени?

– Семья. Играю в гольф. Ужасно, надо сказать, но времени не хватает на совершенствование. Вообще, смотрю много спорта. Следил за чемпионатом мира по футболу. Россия отлично справилась с проведением турнира. Кстати, когда Хорватия выиграла в полуфинале, я был в Загребе. На улице был дикий праздник. Я выглянул в окно и увидел голого мужчину, завёрнутого во флаг Хорватии, который кричал мне: «Хорватия! Хорватия! Хорватия!»

– По-моему, в свободное время вы ещё развиваете своё чувство юмора…

– Это случилось раньше всего. Я же из Нового Орлеана, там куча весёлых и сумасшедших людей. Мне в этом плане повезло.

  • Опубликовано в №151 от 23.08.2018
Областная газета Свердловской области