Один из самых запоминающихся и популярных образов Андрея РОЖКОВА — Бабушка, кричащая «И-го-о-рь!» Её знают все и практически ни одно концертное шоу «Уральских пельменей» не обходится без энергичной старушки, у которой, оказывается, был реальный прототип в жизни. О том, как сложился образ самой знаменитой пенсионерки страны и почему Рожков стал «дозировать» появление Бабушки в эфире, он рассказал в интервью «Облгазете».
Гостиница на окраине Екатеринбурга. Узкие улочки, коттеджи за высокими заборами и чуть виднеющиеся многоэтажки вдали. Внутри — тишина, даже телевизор выключен в холле. Пока ждём Андрея Рожкова, мимо в задумчивости поочерёдно проходят Дмитрий Брекоткин, Сергей Исаев и Максим Ярица. Как выяснилось, перед подготовкой каждого шоу «пельмени» уезжают подальше от дома — писать и придумывать.
- «База» у нас – место переходящее, – говорит Андрей Рожков. – В этой гостинице мы, кажется, второй год. Бывает так, что мы садимся писать концерт, ещё не написано ни одной шутки, а на шоу уже проданы все билеты. Конечно, это подстёгивает творить день и ночь без устали. Команда разбивается на авторские группы — сначала обсуждаются идеи, потом они прописываются. Это занимает 7–8 дней плюс два дня на репетиции — и концерт готов.
– Как-то специально себя ограничиваете — отключаете телевизор, Интернет, телефоны?
- Уже ничем себя не ограничиваем. Бесполезно. И подстёгивать себя тоже бессмысленно. Всё это в прошлом. Когда-то в начале, на заре нашей карьеры, мы думали, что есть специальные средства или хитрости, которые помогают писать быстрее… Нет таких средств. Просто нужны хорошее настроение и приятная компания.
– То есть, по большому счёту, любой человек может научиться писать шутки?
– Можно научиться писать шутки. Это абсолютно точно. Для этого нужно время, хорошая компания или формула… Серьёзно, есть шутки, которые пишутся по формулам. И разучиться писать шутки тоже можно. Просто какое-то время не заниматься этим делом и разучишься. Потом приходится опять учиться. Мне кажется, это как «формула любви», которую искал персонаж в известном фильме. Если ты всегда в поиске, то ты в «форме». Как только ты перестал искать формулу юмора — всё, ты теряешь это чувство.
– А если нет настроения?
- Надо подождать. Оно появится. Лично меня подстёгивают книги. Бывает, попадается интересная книжка, и она даёт пищу для ума. И всё, что происходит вокруг нас, конечно, тоже влияет. Сейчас, например, думаем над тем, как подать тему с пенсионной реформой. Чтобы было не обидно и остро.
– Что из прочитанного за последнее время понравилось?
- Обычно я всегда возвращаюсь к тому, что раньше читал. Здесь, в гостинице, есть небольшая библиотека, где постояльцы оставляют свои книги. Ненужные, старые и пахнущие пылью. Я на днях взял там какую-то книжку, американская фантастика. Вот сейчас читаю её. Честно скажу: ужасная книга. (Смёется) Но, чтобы переключить внимание и разгрузиться – самое то. Да и бросать уже жалко!
– Есть ли реальный прототип у образа вашей Бабушки?
- Да, это двоюродная бабушка Дуся, жившая в подмосковной деревушке. К ней я ездил летом на каникулы. Обычно на месяц-полтора. Помню, вставала баба Дуся очень рано. Обычно в 4 часа, ведь ей надо было подоить и напоить корову. И отправить бурёнку на пастбище. Деревня была маленькая, всего шесть дворов. Шесть дворов — шесть коров. Раз в неделю и я пас коров.
– Получается, бабушка не уральская, а московская?
- Бабушка – это не географическое понятие! Бабушка – это уютное, родное, доброе, всеобщее. Какие-то словечки и присказки из разных регионов к моему образу прилипли, конечно. Например, «промяться». Это когда поел, надо выйти на улицу и походить – «промяться». Или «Ой, ё-ваё!» На Урале так не говорят, но из какой местности эти словечки, теперь уже и сказать сложно. Постоянно что-то подсматриваю, добавляю в образ… Так что у моей Бабушки нет конкретной прописки — здесь воспоминания о бабушке Дусе и о моей родной бабушке Маше при создании образа наслоились, и получился такой интересный персонаж, живой. Я рад, что многие её восприняли как реальную бабушку, родную. Видимо, попал в ожидания зрителя. Двоюродные братья и сёстры мне часто говорят: «А это ты взял от бабы Дуси».
– А сколько лет Бабушке?
- Ей около 80, где-то 77–78 лет. Внимательные зрители знают, что у неё есть характерная поза, которой она «обязана» больной спине. Поэтому Бабушка ходит немного скрючившись. Это первая характеристика, которая помогает входить в образ. У меня с недавних пор по утрам начал болеть нижний отдел позвоночника — я связываю это с влиянием Бабушки (смеётся).
– Остальные «пельмени» тоже частенько надевают платочки…
- Да, у деревенских бабушек обычно есть подружки. И они ходят друг к другу в гости. В баню париться или на лавочке посидеть. Посплетничать. Рассказать друг другу истории всякие интересные. Например, у чьей коровы молоко жирнее. Бабушка Дуся от своей коровки Зорьки сдавала молоко в колхоз. И молоко у неё было с хорошей жирностью. Может быть, 4, 5 или 6 процентов, и она всё время жаловалась, что ей за жирность не добавляют. «А у соседки всего три процента жирности, но платят нам одинаково!» Помню, что в её доме был старенький, ещё довоенный механический сепаратор. Он очень смешно жужжал, а она его ценила больше, чем телевизор.
– Читал в некоторых интервью, что в последние годы вы стараетесь меньше показывать бабушку на сцене…
- Да, потому что её начали дёргать со всех сторон. И в рекламе использовать и где-то ещё. Но ведь она старенькая, и ей уже тяжело всё это (смеётся). А если серьёзно, то она не должна часто появляться на экране. Я и бороду, бывает, специально отращиваю, чтобы часто её не играть.
– Образ Бабушки действительно какой-то родной. И юмор от неё исходит такой же — спокойный, добрый. Тот, которого часто не хватает на нашей эстраде. Как думаете, почему?
- Мне сейчас не хватает и в юморе, и во многих исполнителях внутренней интеллигентности. Научиться этому невозможно, это приходит только с воспитанием. А воспитание, в свою очередь, помогает фильтровать всё, что происходит вокруг. Не все с этим справляются, но, несмотря на мой умеренный пессимизм, я вижу, что появляются молодые актёры, в которых есть эта внутренняя интеллигентность. Такая, как у Андрея Миронова, Александра Калягина, Михаила Державина и Александра Ширвиндта.
– Насколько сейчас тяжело пробиться на сцену, к зрителю? Кажется, благодаря YouTube и соцсетям это стало проще.
- Тяжело. Шутить среди друзей и близких – просто, гораздо сложнее завоевать уважение зрителя. Наступает какой-то переломный момент, так было у меня. Когда это случилось, внутри меня будто какой-то внутренний тумблер переключился. Это было в КВНе, до чемпионства. У нас была замечательная миниатюра с Димой Брекоткиным «Костюм инженера». Когда мы её делали, у меня и случился этот перелом: зритель увидел меня, а я увидел его. Появилась уверенность, что я могу. После этого стало гораздо легче, хотя до этого момента было очень тяжело. Часто я не знал, что делать. Особенно с московским зрителем. Тут в Екатеринбурге было уже всё хорошо, даже прекрасно. А столица не давалась нам долго.
– Зритель в разных городах продолжает отличаться?
- Он очень сильно отличается. Отчего это зависит — не знаю. В Екатеринбурге родной, всё прощающий и любимый наш зритель. В Москве по-прежнему зритель очень тяжёл на подъём, и надо каждый раз завоёвывать его расположение. Сибирь, Дальний Восток, Поволжье – это всё наше. Но есть какие-то отдельные города, в которые приезжаешь с опаской. Допустим, Биробиджан. Я не знаю, почему, но там очень оригинальный зритель. Он очень внимательный, чёткий, умный и не такой восторженный, как здесь. Биробиджан я выделил отдельно, но таких городов несколько. Специально к ним мы не готовимся, но публика – это живой организм, и мы пытаемся как-то подстроиться во время концертов, чтобы зритель ушёл домой в хорошем настроении.
- Опубликовано в №170 от 19.09.2018 под заголовком «Андрей Рожков: «Чтобы часто не играть Бабушку, иногда отращиваю бороду»
