Журнал «Урал» впервые публикует «Чёрную книжку» поэта Арсения Конецкого

В год 60-летия «Урала», единственного в регионе толстого литературного журнала, «Облгазета» решила представлять его, читая вместе с молодыми авторами. Июньский номер читаем с Сергеем ХОДЫКИНЫМ.

– «У живого поэта нет отчества…» – публикация к 50-летию со дня рождения Арсения Конецкого, озаглавленная его же поэтической строкой. Талантливый русский поэт, рождением и творческим становлением навсегда связанный с Уралом, в 47 лет ушёл из жизни, уже работая в Москве. Редкие визиты на Урал не способствовали популярности. Более того, мне кажется, волею судьбы он всегда был в тени своих родителей – известных уральских поэтов…

– … зато публикация для кого-то открывает этого автора. Крупным планом. Для меня, например. Читал впервые. Впервые узнал о судьбе. И об особом, трагическом мироощущении. Подборку открывает «Екклесиаст, XIII». Библейская отсылка – достаточно рискованный для любого автора шаг, поскольку «Екклесиаст» существует в нескольких переводах, и они разнятся. К тому же, как Коран, Бхагавад-гита, буддистские книги, древнееврейский «Екклесиаст» – литература наставленческая. И для поэта это ещё один риск. Тем не менее когда читаешь «...сколько бы ни гневался Создатель \\ Магнитных бурь и радуги в траве, – \\ Я по своей природе – созерцатель\\ С бесстрашным сейсмописцем в голове», всё понятно и про автора, и про его взаимоотношения с миром. По-человечески понятно. При этом – да, «высокий штиль». Небытовая осанка. Мне это стихотворение напоминает что-то римское – Вергилий, Овидий. Иносказательное выражение высоких идей под вуалью рассказа о личном.

Пожалуй, ещё больше эмоций вызывает стихотворение «Памяти поэта». Именно отсюда – строки «У живого поэта нет отчества, \\ Нет пристанища, нет друзей, –\\ Только тлеющий дар пророчества, \\ Только тягота вещих дней…\\ Вот умрёшь, и – вручат отечество\\ Домотканым стягом в ногах, \\ И угрюмое человечество\\ По нему пройдёт в сапогах…». Это надо читать полностью! Мгновенно вспоминаются Лермонтов, Пушкин. И вовсе не из-за похожести названий известных стихотворений всех троих. По со-звучию. В четырёх строфах Арсения Конецкого так же, как у его предшественников, превышена концентрация горечи, авторского страдания. Хотя времена-то разные. XVII-XVIII века – время радостей, XIX – век размышлений, XX – страданий, боли. Но вот поди ж ты, через века у больших поэтов обнаруживаются «одинаковые ноты».

Арсений Конецкий ушёл из жизни, не успев сложить итоговую поэтическую книгу. Но, как рассказывает в предисловии к подборке его мама, поэт Любовь Ладейщикова, недавно при разборе архива Арсения была обнаружена «Чёрная записная книжка» со стихами 1995–1996 годов. Их впервые и публикует «Урал». Они полны горьких философских прозрений, связующих времена. Знаете, если бы поэт Арсений Конецкий был современником композитора Шостаковича – мне кажется, мог бы получиться поразительный творческий тандем…

– В рубрике на любителя, в «Краеведении», с интересом для себя обнаружила заметки искусствоведа Сергея Беляева о рождении екатеринбургского балета. Летописцы уральского театра в долгу перед ним: в отличие от оперы и драмы искусство Терпсихоры попало в поле внимания историков гораздо позже. У Беляева много любопытных сведений! Но… пойдёт ли читатель дальше первого абзаца?

– Этот текст – самый проблемный для меня в номере. Он не просто краеведческий, он о музыке, родной для меня стихии. Поэтому воспринимать его только как изложение фактов истории не могу. Вопрос – КАК изложено?! Вспоминаю эпизод сдачи экзамена из фильма «Операция Ы и другие приключения Шурика» – «За изобретение – пять, за зачёт – неуд». За собственно историю уральского балета, верность теме поставил бы Беляеву высший балл. Это достойно уважения. А за шаблонность изложения – неуд.

Рискну навлечь на себя гнев коллег, но убеждён: музыковеды в наше время совершенно не умеют заинтересовывать публику. Скучно пишут. Тонны музыковедческой литературы мало кому нужны. Тот же Беляев, да, что-то новое сообщил об истории нашего балета, «нарыл факты». Здорово! Но текст похож на фрагмент докторской диссертации – кому, кроме узких специалистов, это интересно? Читателю сегодня важно не просто почерпнуть информацию (её бездна в мире!), а на-ткнуться на некую историю, которая остановит внимание. Если это история танцовщика и балетмейстера Эдмунда Галецкого, о чём главным образом и пишет Беляев, то уж точно изложение биографии Галецкого заинтересует разве что Википедию, а читателю любопытны живые подробности, из которых, не исключаю, сложится легенда. Не вранье, не ложь – легенда. Для сравнения: Ленин не так много сделал для революции, на переустройство мира сработал «общий механизм» с тысячью людей, но Ленин оказался в центре истории, поскольку его грамотно продвинули как медийного персонажа в советском эпосе.

Возможно, говорю спорные вещи, но убеждён: только в этом случае краеведение выйдет на новый, медийный уровень. Мы должны удивлять читателя или, как говорил академик Пётр Капица: «Культуру надо насаждать». Наверное, это задача уже не конкретно автора Сергея Беляева или журнала «Урал», а продюсеров с умным маркетингом. Сегодня они работают на скандалы – пусть поработают на уральскую историю.

– С уважением и нежностью отношусь к Юрию Казарину, читаю все выпуски его рубрики «Слово и культура». Но признаюсь: последнее эссе, «Горькое небо» – чтение непростое. Для меня это сродни «Набережной неисцелимых» Бродского, когда пейзажные зарисовки (вроде бы) о Венеции – попытка превратить точку на глобусе в окно и мир универсальных переживаний. Банальное «прочёл на одном дыхании» – точно не про эти тексты. Тут, как перед подъёмом в гору, требуется дыхание глубокое и размеренное…

– Ну да, для большинства людей природа – место для шашлыков. А Юрий Казарин в постоянном уединении в своей любимой Каменке, где, в частности, черпает наблюдения и для рубрики, – точно художник в келье. Как литератору это добровольное одиночество ему только на пользу. В отличие от многих, он не растрачивается на суету. Напротив, с его невероятным ощущением Времени и Природы, «тратит» судьбу на настоящее. Тексты – да, вроде бы зарисовки с натуры, птички-синички, но бытовые наблюдения – как сканирование души наблюдающего. Казарин, наблюдатель и философ, погружается в семиотику Слова. Он и всегда-то глубокий автор, но в «Горьком небе», согласен, он… сверхглубок. Как Кольская сверхглубокая скважина, самое глубокое вторжение человека в земную кору.

«Птицы не боятся дыма. Весна ледяная гонит их в мой садик, к кормушке (огромной, с семечками), и пернатые, насытившись, подлетают к моему костерку сквозь дым, как сквозь время. Они садятся на вербу, обнесённую белыми шмелями соцветий, седых от чуда воскрешения Того, кто разрешил времени быть. Он вне времени. Он ищет смерть и проходит её насквозь, как птицы мои пропарывают дым – навылет. На вылет – в вечность».

Мне кажется, в «Горьком небе» Юрий Казарин перешёл Рубикон, как автор поднялся на иную ступень. Жаль, что его воспринимают как среднестатистического литератора Урала, упоминают в числе прочих. Его надо не упоминать, а читать и знать. Как Твардовского. Как Пушкина. Это литература не на заказ.

• Опубликовано в №137 от 03.08.2018 под заголовком «Найдена «Чёрная книжка» поэта»