Алёна Баева: «Пандемия – ужасная вещь, но, как это ни странно, я отчасти ей благодарна»

Два концерта в Екатеринбурге дала Алёна БАЕВА, которая считается одной из лучших скрипачек современности. Уроженка Киргизии, выросшая в Казахстане, училась в Москве, Израиле, Париже у лучших мировых педагогов, сейчас живёт в Люксембурге и много гастролирует по всему миру. Пообщаться с ней удалось сразу же после одной из репетиций с Уральским академическим филармоническим оркестром и маэстро Дмитрием Лиссом. Алёна поразила ещё до начала разговора – часто приходится слышать изрядно заезженную фразу про горящие глаза, но редко приходится встречать человека, у которого бы они горели так, как у моей собеседницы.

– Алёна, как вам работается с уральскими музыкантами?

– Прежде всего я хочу сказать, что любой концерт сейчас – это большое событие для музыканта. Пандемия стала серьёзным испытанием и для нас, и для публики. И я безумно рада, что есть возможность сыграть в Екатеринбурге.

Тем более что я обожаю ваш оркестр – он один лучших не только в России, но и в Европе. Его отличают огромный профессионализм, теплота, очень хорошая атмосфера во время репетиций. Работа с екатеринбургским оркестром доставляет большую радость. Мы играли вместе и в Екатеринбурге, и за границей.

– В Екатеринбурге вы играете Концерт для скрипки с оркестром Корнгольда. Почему именно его?

– Корнгольд – один из самых моих любимых композиторов, он совершенно волшебный. Он был гениальным мальчиком, писал в семь-восемь лет потрясающие произведения, и его очень ценили на родине в Австрии. Потом он эмигрировал в Штаты, работал в Голливуде, писал музыку к фильмам. И он создал музыкальный стиль Голливуда. У него невероятно красочная музыка, очень красивая оркестровка, невероятные краски, оттенки. В этой музыке просто любовь к жизни брызжет.

– В афише вы и ваш инструмент – скрипка Гварнери – указаны как два равноценных участника.

– Джузеппе Гварнери – один из самых известных мастеров в истории. Скрипку, на которой играю я, он сделал в 1838 году. Несмотря на такой солидный возраст, она в потрясающем состоянии и очень красивая. Я имела счастье играть на многих старинных инструментах, но в основном это были скрипки Страдивари. Страдивари и Гварнери делали настолько разные инструменты – по звуку, по прикосновению, по отдаче, по взаимодействию с музыкантом, что музыканты делятся на тех, кто предпочитает или те, или другие.

– Вы получается в лагере Гварнери?

– Это первая скрипка Гварнери, на которой я играю продолжительное время. И она мне очень нравится. Скрипки Гварнери отличаются очень сфокусированным звуком, который проникает в самые последние ряды зала, очень плотным и очень ярким. В отличие от скрипок Страдивари, звук которых, как принято считать, более обволакивающий, мягкий.

Конструкция скрипки не менялась больше трёхсот лет. И это удивительно, как по прошествии времени дерево начинает лучше звучать. Это какая-то магия. Когда тебе доверяют такой инструмент, то чувствуешь большую ответственность. Появляется сигнализация дома, есть определённые условия по страховке.

Любая скрипка требует специального ухода, а старая тем более. Хотя есть более капризные старые инструменты, которые больше реагируют на смену погоды и влажности, особенно зимой. Эта как раз достаточно неприхотлива. И я очень признательна владельцу скрипки, который дал мне её на время поиграть, чтобы она звучала, а не была антикварным экспонатом в музее или частной коллекции.

– Но вы-то с ним знакомы?

– Конечно. Однажды мне позвонили и сказали, что есть владелец скрипки Гварнери, который хотел бы, чтобы я на ней играла. Мы какое-то время с ним переписывались, и он мне показался очень интересным человеком. В итоге мне было предложено прилететь в Канаду познакомиться. Пришлось оформлять канадскую визу и лететь за океан. Слетала не зря, мы много общались, и нашли множество точек соприкосновения в наших взглядах на музыку.

– Вы сказали о принципиальной разнице между скрипками Страдивари и Гварнери. А есть ли какая-то принципиальная разница между старыми инструментами и новыми?

– Абсолютно большая разница. До того как я получила эту скрипку Гварнери, я играла на современной, которая мне очень нравилась. Она замечательно звучала, я получала массу похвал. И есть замечательные старые инструменты. Но ощущение совершенно другое – нужно всё было делать вручную…

– То есть?

– Как это вам объяснить… Все оттенки краски, затухания звука и многое другое приходилось делать вручную. Когда берёшь хороший старый инструмент, он сам тебе уже что-то предлагает в такие моменты, у него есть свой характер, и он ведёт тебя. Это очень интересная взаимная коммуникация. Так что не зря мы указаны на афише как равноценные участники концерта.

Есть ещё одна интересная деталь: скрипки меняются в зависимости от того, кто на них играл до этого и в какой манере. Это очень странно, я не могу это объяснить с физической точки зрения, но это так. Может быть, уместно сравнение со старым автомобилем, который хранит память о прежних владельцах.

– А вы знаете тех, кто играл до вас?

– Это была тоже очень интересная история. Когда я привезла эту скрипку из Канады, то мой первый концерт был на фестивале в Южной Корее. И первое произведение мы играли вместе с молодым японским скрипачом, который играл на ней до меня. Мы даже не были знакомы.

А вообще практически весь XX век скрипка провела в Америке, и одним из самых известных музыкантов, который на ней играл, был американский скрипач Уильям Кролл. Так что сейчас у этой скрипки, как и у многих старинных инструментов, есть собственное имя – «экс-Кролл».

– Насколько влияет разница в звучании скрипки на выбор произведения для исполнения?

– Конечно, выбираешь скрипку более универсальную, потому что есть огромный репертуар, который хочется исполнить. Эта скрипка подходит для любой музыки. Многое зависит ещё и от смычка, он влияет, и довольно неожиданно, не только на звук, но и на манеру игры скрипача, диктует, как лучше сделать тот или иной приём. У меня есть три смычка, и я их меняю в зависимости от того, что я играю.

– Ваши концерты должны были состояться в Екатеринбурге ровно год назад. Очень многое за это время изменилось и в нас, и вокруг нас. Это как-то повлияло на вас?

– Никто не предполагал, что всё так сильно может измениться за год. До этого была безумная гонка с концертами каждый день в разных местах, постоянные переезды. В какой-то момент это превращается в рутину. Мне и раньше всегда очень нравилось общение с музыкантами, но сейчас возможность репетировать, выступать ценится настолько больше, чем раньше. Пандемия – ужасная вещь, но, как это ни странно, я отчасти ей благодарна за то, что она вернула притупившиеся было острые ощущения. Осенью много было открыто стран, так что удалось поездить поиграть, а сейчас практически все страны Европы закрыты. Для концертов со зрителями открыты только Люксембург и Испания.

• Опубликовано в №058 от 03.04.2021