Театр – не только зрелище, но и производство. В год пандемии, которая повсеместно ударила и по экономике, «ОГ» не единожды обращалась к театрам области с вопросом «Как выживаете, мастера культуры?» – рассказывала о государственной поддержке театров областного подчинения либо об объективных трудностях частных коллективов, по статусу не могущих претендовать на поддержку. И только «Урал. Опера. Балет», единственный в регионе театр федерального подчинения, оставался в этом смысле вне поля зрения. Казалось, статус надёжно защищает театр от проблем, с которыми столкнулись коллеги. Но так ли это? Что происходило в театре, когда он, как и другие, закрыл двери для зрителей? И как пережил «Урал. Опера. Балет» самое лихое пандемическое время, если сегодня готов открыться для зрителей на 100 процентов?
Четверо в пустом театре
– Вы помните: в марте 2020-го в Екатеринбург прилетала министр культуры России Ольга Любимова, – директор Екатеринбургского оперного театра Андрей ШИШКИН возвращается к событиям почти годовой давности. – Это был её первый визит на Урал. Я тогда в буквальном смысле топал ногами по планшету сцены, рассказывая, что последний раз он менялся в 2005 году, что такой планшет – катастрофа и для балета, и для солисток оперы на шпильках. Опасность травматизма! С жаром рассказывал и о почти дореволюционном, с рычагами, режиссёрском пульте. Незадолго до визита министра на балетном спектакле штанкет завис – ни туда ни сюда. И тонны висят над головами артистов… Это при том, что в мире давно уже электроника сенсорная.
И невероятно: в течение 2020 года мы получили 93 миллиона рублей. Это очень много! И сделали то, до чего прежде, в жёстком ритме театра, руки не доходили. Заменили планшет сцены полностью со старого на новый. Приобрели музыкальные инструменты, видеопроектор, разработали проект ремонта фасада театра и сценической части. При этом успели показать в марте «Три сестры» на «Золотой маске» и… началась пандемия. Страшное время с его фактором неопределённости. Театр закрылся. В иные дни на рабочих местах нас было четверо: я, секретарь, главный инженер и комендант. Когда откроемся? Как работать на удалёнке? Всё было неизвестно.
Разговоры о том, что театр может работать «на дистанте», не дали ощутимого эффекта. Да, по Zoom'у мы организовали уроки для артистов балета, которые вёл главный хореограф Самодуров. Но кто смотрел? Кто занимался? Когда в августе-сентябре вышли из отпуска – все были вне формы. Понимаете, для этой профессии любая остановка означает – потом надо начинать с нуля. Артист должен быть тренирован. Всегда. А тут начались вывихи, ушибы, переломы. Нечто подобное происходило и в опере. Хоровое пение через Zoom – это несерьёзно. Эхо! Один солист в таких условиях, возможно, и споёт. Но опера – искусство коллективное, и никакая электроника не соединит всех участников спектакля.
А требования Роспотребнадзора сыпались как из рога изобилия. Например, в оркестровой яме – полтора метра между музыкантами (между духовыми инструментами – два метра). А в оркестре – 65 человек! Сидят вплотную. Если соблюдать требования, получается 33 музыканта. Назовите хоть одну оперу с таким оркестром. Разве что редкие барочные сочинения со струнными квартетами. Ну, может быть, ранний Моцарт. Ну, Россини. Ну, Доницетти. Не более того. То же самое на сцене: «Соблюдать расстояние между артистами». В театре долго смеялись: а как петь дуэты, как играть любовные сцены, а как поддержки в балете ?
Тем не менее, знаете, я как-то серьёзно отнёсся ко всем требованиям. В Москве и Санкт-Петербурге, например, считали людей в зале! А если Роспотребнадзор столь же жёстко будет нас проверять: количество артистов на сцене, расстояние между ними? Вы же понимаете: если продано 50 процентов билетов, в зале всегда больше народа – спектакль смотрят все балетные педагоги-репетиторы, вокалисты второго-третьего состава, которые хотят видеть партию в исполнении коллеги, а ещё – дирижёры, режиссёры, пианисты-коучи. Это работа. По-другому не может быть. И тогда подумал: надо иметь в театре «запасной вариант» развития. Так родилась идея концертного исполнения опер. Оно предполагает, что музыканты из оркестровой ямы перемещаются на сцену, с большими интервалами между ними.
В театре по этому поводу была масса сомнений, но я доказывал: театр должен продолжать работать в любой ситуации, приспособиться к обстоятельствам. Можно извлечь даже плюсы. Почему не прибегнуть к новой для себя форме? В те дни мы вывесили приказы сразу на три предстоящих спектакля. Заодно решили проблему творческой занятости – чтобы даже в возникших обстоятельствах артист готовился к очередной премьере, хотел из второго состава перейти в первый. Не осталось практически ни одного солиста оперы, кто не был бы занят в «Севильском цирюльнике», «Лючии ди Ламмермур» (оперы с небольшим хором) или в «Любовь издалека».
Идеальная любовь в эпоху COVID
– Премьеры Россини, Доницетти состоялись в самый разгар пандемии. «Любовь издалека» зрители увидят в марте, и честно говоря, даже для меломанов это новое название…
– У театра уже сложилось реноме: «Урал. Опера. Балет» ставит произведения, о которых узкий круг театральных критиков, может, и слышал, но широкая публика – нет. На нашей сцене впервые в России прошли «Сатьяграха», «Пассажирка», «Греческие пассионы» и «Три сестры». Нужно было двигаться дальше.
С дирижёром Константином Чудовским долго спорили о разных операх, в конце концов остановились на малоизвестной в России – финского композитора Кайи Саариахо. У оперы, написанной на либретто Амина Маалуфа, который вдохновился историей о легендарном провансальском трубадуре Жофре Рюделе, несколько достоинств в сравнении с тем, что мы ставили прежде. И «Сатьяграха», и «Пассажирка», и «Греческие пассионы» по сюжету – это борьба, испытания. Оперы непростые для восприятия. А здесь – любовь! Причём идеальная любовь. История из XII века, куртуазная любовь – утончённая, учтивая, основанная на рыцарских правилах поведения. Я, кстати, по этому поводу скачал в Интернете фильм Би-би-си «История крестовых походов» – безумно интересно и поучительно, какие лишения, испытания преодолевали люди ради идеи, а после себя оставляли в наследство множество мелких рыцарских государств. И вот одно из таких государств крестоносцев в Палестине, во главе его – дама. Её любит трубадур. Любит за те достоинства, что описывают в ней пилигримы, путешественники, купцы. Он воспевает её, но так сильно хочет её увидеть, что совершает путешествие из Европы в Палестину. А по дороге заболевает и умирает. У неё на коленях. Но я подумал: может, в ситуации всеобщей растерянности, депрессии, тревоги за близких сюжет про любовь, поднятую на такую высоту, уместен, даже необходим? В XXI веке, когда вокруг совсем иная любовь, согласитесь, мы часто забываем, каков идеал взаимоотношений мужчины и женщины… И музыка чудесная, но сложная. Мы недавно собирались с оперными коучами, пианистами, дирижёром. Все единодушно говорят: Филип Гласс в «Сатьяграхе» легче, его выучить было проще. Но интересно же?! Профессионально – новая планка.
Музыка не стоит на месте. При всем уважении к XIX веку – Верди, Россини, Пуччини, – замечательно, что музыкальный язык ищет иные формы, становится более разнообразным. И как же здорово, что у театра возникла такая возможность – прикасаться к разным музыкальным школам XXI века. Гласс – американский композитор, Вайнберг – родился в Польше, потом жил в СССР, чешский композитор Мартину эмигрировал сначала в США, потом во Францию и Швейцарию. Следом в нашем репертуаре венгерский композитор, сейчас – финский. Прекрасно! С одной стороны – искромётный Россини, любимый и востребованный, с другой – высоты современности.
– Ставит спектакль Ярослава Калисидис, которую я, признаться, некоторое время воспринимала в театре как переводчика. Она переводила и ассистировала Штрасбергеру, Олдену… И, кажется, она – не первый молодой режиссёр у вас в последнее время?
– И я безумно рад этому. Да, это ещё не маститые режиссёры. Но, долго ассистируя великому, не станешь великим – однажды надо попробовать самому. Через страх, творческие сомнения…
Пандемия, как ни парадоксально, спровоцировала и позитив в отношении кадров. Заставила собраться. Когда в августе вышли из отпуска, стали репетировать, оказалось – вторая волна COVID мощнее, чем первая. Жёстко соблюдали требования: все в масках, уборка и проветривание каждые 45 минут. Но стали «сыпаться» – один, другой, третий. 20 артистов балета заболели в один день. Мы остановили деятельность балета, четыре спектакля отменили. Встали театры в регионе. Я не хотел, чтобы наш театр останавливался. Встанешь – потом труднее раскачиваться. Ставим «Лючию ди Ламмермур». Но вдруг заболевает режиссёр Надежда Столбова. Позвонила и сказала: «Не буду ставить». «Будешь!» – ответил я, понимая, что не «уходить в болезнь» важно и ей самой. Состояние здоровья позволяло работать из дома. Мы понаставили вокруг неё камеры, компьютеры. И месяц по Zoom'у, общаясь со всеми, она продолжала постановку. Невероятно, но практически по Zoom'у мы поставили спектакль. Освоили новую технологию, а заодно показали самим себе, что мы в любой ситуации работоспособны. Премьера состоялась.
Публику можно потерять за один сезон
– Андрей Геннадьевич, слушаю вас и вспоминаю классическое «Что не убивает нас, делает сильнее». Словно и не было у театра фундаментальных творческих потерь из-за коронавируса…
– Ну что вы! Надо понимать: государство даёт нам деньги на заработную плату и коммунальные услуги. Что касается спектаклей – это деньги из внебюджета. До пандемии мы за год зарабатывали до 130 миллионов. В 2020-м – только пятьдесят. 130 миллионов едва хватало на четыре постановки. Соответственно, 50 – в лучшем случае две премьеры. Поэтому в июне 2020-го не было «Конька-Горбунка», в сентябре -«Травиаты», в ноябре – «Евгения Онегина». Не было денег!
Перед пандемией мы гордились тем, что театр впервые научился выстраивать репертуар на год вперёд. В марте 2020-го был готов репертуар 2021 года. Но потом мы его шесть раз переделывали! Сначала не знали, когда театр откроется, потом играли только спектакли с минимальной численностью. Балет очень трудно восстанавливался. Из-за невозможности (опять же пандемия!) задействовать воспитанников Дягилевского лицея в «Щелкунчике» (а он – главное украшение рождественских дней) вводили собственных артистов на партии, которые традиционно исполняют дети. Остальной балетный репертуар был очень куцый (многонаселённый спектакль «Дон Кихот» мы, например, не могли показывать). А публика оказалась чрезвычайно чуткой. Когда мы начали отменять балетные спектакли, зрители отказывались идти на спектакль-замену. Публика любит стабильность. Если билет куплен заранее, то хоть наводнение, хоть высадка марсиан, зритель должен знать – спектакль состоится. Поняли: публику можно потерять за один сезон. Это очень опасно. Только к Новому году восстановили доверие зрителей. И, честно говоря, мы давно готовы продавать 100 процентов зала.
Впервые! "Конёк-Горбунок" с... рэперами
– На какие спектакли? Какие премьеры? Полагаю, не за год вперёд, но хотя бы на этот год планы театра выстроены?
– В феврале – хореографическая премьера, вечер одноактных балетов: «Вариации Сальери» (восстановление спектакля 2013 года, который получил «Золотую маску»), один из успешных балетов наследия Бурнонвиля «Неаполь» и «Видение розы» Фокина (а Фокин, новатор классического балета, в последний раз ставился в театре в 2005 году). В июле – премьера «Конька-Горбунка». Это попытка уйти от пантомимного балета. При этом рэперы(!) будут рассказывать сюжет происходящего. Будет стильно. Кстати, впервые театр обратился к зрителям с просьбой помочь в финансировании постановки. И мы благодарны всем, кто уже принял участие в акции, чьи деньги пойдут на спектакль.
Что касается оперы, в марте – «Любовь издалека». Сначала покажем спектакль в формате семистейдж (концертная версия, когда актёры выступают в частичных декорациях, костюмах и гриме). Посмотрим на реакцию публику, критики, интерес. Возможно, потом сделаем спектакль в полноценных декорациях.
Новый сезон откроется 10 сентября концертным исполнением «Набукко». Феномен выбора – на уровне интуиции. Театру 109 лет, но оказалось: как и «Лючию ди Ламмермур», театр никогда не ставил «Набукко», принёсшую Верди настоящую славу. Это будет первое исполнение в истории театра. Артисты с удовольствием бросились учить партии… Параллельно будут идти репетиции оперы «Евгений Онегин», которую приглашён ставить драматический режиссёр Дмитрий Волкострелов (премьера – в ноябре). Сегодня наблюдается вульгарное отношение к опере: либо классика, либо современная интерпретация. Волкострелов пытается сделать драму четырёх молодых людей как универсальную историю, вне времени. Это могло происходить и в эпоху Пушкина, и сейчас. По задумке, сначала все актёры в современной одежде, только один – в исторической, но в каждый выход добавляется один исторический персонаж… Это дорого, но тоже интересно.
Кроме того, из-за пандемии, болезни балета мы не смогли в прошлом году показать в Москве балеты-номинанты «Золотой маски». Впервые жюри оценило спектакли по видео. У театра – четыре «маски». Рекорд! Так вот балеты, которые уже получили «маски», столица увидит наконец в апреле 2021-го.
Вообще, при всех испытаниях 2020 год, получается, вышел интересным. Сохранили финансовую стабильность, а ещё весь год сыпались награды. Помимо балетных «масок», другая ценная награда – «маска» за «Три сестры», лучший оперный спектакль. А Всероссийская оперная премия «Casta Diva» назвала эту постановку «событием года». Режиссёр-постановщик «Трёх сестёр» Кристофер Олден смотрел церемонию «Золотой маски» из Америки и в приветственном слове подчеркнул общечеловеческие моменты: «Разница во времени между Россией и США 12 часов, в Нью-Йорке сейчас глубокая ночь, но я переставил кое-что в квартире для «красивой картинки», приоделся и ждал – был уверен, что «Три сестры» получат «Золотую маску». Поздравляю театр, благодарю артистов и все цеха за громадную работу, и мне интересно продолжить работать с театром». Как этим не гордиться?!
Да, в наших ранее построенных планах мы из-за пандемии потеряли три года! Все договорённости, что были достигнуты, сейчас перезаключаем. Но мы сегодня вплоть до 2024 года знаем: какие спектакли пойдут, кто будет ставить…
Карма и… Роспотребнадзор
– Андрей Геннадьевич, знаю вас как поклонника индийской философии, один из постулатов которой: карма определяет судьбу. Наверняка в год испытаний вы с особым тщанием задумывались о карме – человечества в целом, каждого в отдельности, вашего театра конкретно. Но «карма» – это и система поступков. Я – о той повышенной ответственности, что пала на плечи директора. Пользуясь предписаниями Роспотребнадзора, можно было же просто закрыть театр…
– …и никто бы не придрался! А ещё можно было жаловаться на судьбу. Паниковать. Но я понимал: до пандемии у театра был пик формы, надо пережить испытания и вернуться в состояние успешного театра. Поэтому торопился с концертным исполнением опер. Назначить солистов. Разобрать ноты. Учить партии. Чтобы, когда театр выйдет из пандемии – каждый знал, где он занят. Все были на связи и в курсе происходящего: что сегодня? чего не будет? какие деньги есть? каких нет? Неважно, что я как человек думал, чувствовал. Важно было направить деятельность в позитивное русло…
Сегодня мы готовы к 100-процентной продаже зала. «Мы-то споём». Но когда будут разрешены эти сто процентов? Не знает никто. Понимаю и сегодня: надо беречь прежде всего людей, чтобы как можно меньше болели. Будут люди – будет репертуар, будет театр.
- Опубликовано в №033 от 26.02.2021 под заголовком «Доницетти и Верди – по Zoom'у?»
