События 17 августа 1998 года оставили о себе воспоминания не только у чиновников и предпринимателей, но и у обычных граждан. В этот день правительство объявило о дефолте, в стране началась валютная паника. Так это слово впервые возникло в жизни людей. Спустя 19 лет «ОГ» попросила уральцев поделиться своими воспоминаниями.
Николай МАЛЫХ (в августе 1998-го — директор ФГУП «Уралвагонзавод»)
— Это не было трагедией только для Правительства России, а для простых людей это была катастрофа. Происходящее в стране было шоком для всех. Как будто щёлкнули кнутом по спине, мы сидели, слушали и сразу все замолчали. Нас спасли только экспортные контракты — госзакупок тогда у нас не было вообще ни по гражданской, ни по военной тематике. В тот момент мы продавали вагоны в Эстонию за 14 тысяч долларов, и был иранский контракт на поставку бронетехники, что позволило не загнать завод в долговую яму. Цена экспорта в рублях выросла, и для нас это было подарком судьбы.
Василий ТАТЬЯННИКОВ (в августе 1998-го — директор Екатеринбургской фондовой биржи):
— Разговоры о возможном дефолте, конечно, велись, но предусмотреть день и час объявления этого события было невозможно. Ситуация была сложной и тяжёлой, в тот момент остановились торги ГКО на ММВБ. Все были в шоке, потому что у трейдеров максимальные вложения были именно в этих бумагах. Никто не знал, как разрешится кризис, и ситуации трагичнее придумать было невозможно. Когда волнение немного улеглось, мы предположили, что деньги будут возвращать годами или долго не будут отдавать вообще ничего.Вообще-то я человек сдержанный, но мысли в тот момент были самые черные.
Антон БАКОВ (в августе 1998-го — директор металлургического завода им. А.К. Серова):
— Да, ждал дефолт, в Сети болтается видео моего телевыступления, датированного весной 1998 года. Там говорится о завышенном курсе рубля и о требовании девальвации. Это вполне естественно, потому что в
Евгений БОЛОТИН (в августе 1998-го — вице-президент АО «Уралпромстройбанк»):
— Было понимание, что дефолт будет, но точной даты мы не знали. Что с бумагами не всё в порядке, ощущение было. 17 августа, это был не кризис, а технический момент. Кризис произошёл позже из-за паники в умах людей. У нас в банке стояло два терминала Рейтерс, по ним мы следили за событиями. Тема возникает
Игорь КОВПАК (в августе 1998-го — директор ЗАО «Супермаркет «Кировский»):
— От этого события у меня осталось два впечатления в памяти. Мы держали деньги в ГКО, видя высокие процентные ставки, но за несколько дней до 17 августа успели из них выйти через наш Сбербанк. Слово «повезло» в отношении Кировского некорректно, мы 30 лет на рынке. Кроме того, при резком падении курса рубля нам удалось купить несколько грузовиков по старым ценам. Хочу отметить, что несмотря на то, что рубль упал стремительно, цены в магазинах росли постепенно, повышения в разы не было, и ни одна цена в несколько раз не выросла.
Владимир ТИТОВ (в августе 1998-го — генеральный директор отеля «Атриум Палас» и Центра международной торговли):
— 17 августа эта новость была для меня достаточно неприятная. В тот момент я занимался вводом объекта в эксплуатацию. 15 августа мы сдали объект, а 21 августа, после Дня города, намечалось открытие. Август 1998 года для меня был счастливый, потому что мы сдали в эксплуатацию Центр международной торговли и отель «Атриум Палас», но несчастливым он стал, потому что валютный контракт со строителями и наши обязательства перед ними увеличились в разы. У меня были обязательства перед строителями. Когда мы заключали контракт, доллар стоил 5 рублей, когда закончили работу — 21 рубль. Обязательства остались, и они стали достаточно тяжёлыми для нас. Была катастрофическая ситуация. Самое первое, что надо было сделать — провести открытие, событие знаковое для Екатеринбурга. Сам проект был амбициозным: это был первый объект, который строила иностранная компания в Екатеринбурге, мы хотели создать продукт на уровне пятизвездочного отеля. Представления о том, каким он должен быть, раньше не существовало вообще. Весь контракт носил валютный характер, это было достаточно сложно, учитывая наше законодательство в тот момент. Но стороны смогли найти мудрое решение, мы пришли к компромиссу и выполнили все обязательства перед партнёрами. Если бы это событие случилось в 1997 году, вряд ли этот проект осуществился бы.
История
В 1998 году экономика страны находилась в жалком состоянии. Расходы на обслуживание госдолга составляли 34% общих расходов бюджета и продолжали стремительно нарастать, совокупный размер госдолга достиг 44% ВВП. Стали быстро расти ставки по кредитам и государственным обязательствам. Всё это происходит на фоне кризиса в странах Юго-Восточной Азии, экономики которых до того момента оказывали значительное влияние на стоимость нефти. Произошёл «эффект домино» — с падением спроса началось падение мировых цен на энергоносители, которые составляли значительную часть экспорта России. Денег в стране не было, нефть стоила копейки, и бюджет строился в основном за счёт кредитов международных финансовых организаций. Для исправления положения правительство постоянно повышало ставки по ГКО, если в третьем квартале 1997 года средняя доходность составляла 19%, то во втором квартале 1998 года она увеличилась до 49,2%. Ставка по однодневным кредитам Центрального Банка за тот же период увеличилась с 16,6% до 44,4% и продолжала расти, достигнув в августе 1998 года отметки в 150%. Экономика жила в ожидании помощи международных финансовых организаций. Летом МВФ выдала России очередной заём на $4 млрд. В прессе ходили упорные слухи, что этих денег хватит всего на две-три недели.
До катастрофы оставалось всего три дня, когда 14 августа 1998 года на вопрос журналиста о возможном дефолте Президент России Борис Ельцин заявил: «Девальвации рубля не будет. Это твёрдо и чётко. Моё утверждение — не просто моя фантазия, и не потому, что я не хотел бы девальвации. Моё утверждение базируется на том, что всё просчитано. Работа по отслеживанию положения проводится каждые сутки. Положение полностью контролируется».
Утром 17 августа правительство и Банк России заявили «о внедрении комплекса мер, направленных на нормализацию финансовой и бюджетной политики». За этой сложной формулировкой скрывались иностранные слова «дефолт» и «девальвация». Через несколько минут после выхода новости рынка краткосрочного госдолга, кредитного и валютного рынков в России не стало.
Финансовый кризис до предела накалил политическую обстановку в стране: 23 августа в отставку подал премьер-министр Сергей Кириенко, попытка назначить на этот пост Виктора Черномырдина дважды провалилась. Чтобы разрешить ситуацию, нужен был «человек, который не принадлежит ни к одной из политических партий. Он должен иметь достаточный политический авторитет, чтобы к нему прислушивались силовые структуры. Он должен быть известным во всем мире. Это должен быть человек, который не собирается баллотироваться в президенты. И за этого человека в Госдуме должны проголосовать с первого раза. К счастью для России, такой человек в нашей стране есть. Это — Евгений Максимович Примаков», — заявил в своём выступлении председатель партии «Яблоко» Григорий Явлинский и предложил вынести его кандидатуру на пост премьер-министра.
Для многих удар дефолта стал окончательным, не все сразу осознали, что произошло, люди храбрились и надеялись на чудо, но надежда развеялась, как утренний туман. Экономика ушла в штопор — одномоментно рухнули все несущие конструкции бюджетной и денежно-кредитной систем. До самых низких показателей упал сбор налогов. Темпы инфляции ускорились в три раза, что вместе с четырёхкратной девальвацией ещё больше обесценило доходы казны, граждан и предприятий. Казалось, что Россия навсегда вычеркнута из списка стран с нормально функционирующей экономикой.
