Олег Табаков: «Выросло не поротое на конюшнях поколение»

Олег Табаков: «Я отношусь без уважения к тем коллегам, которые говорят — неважно, сколько людей пришло на спектакль, нам важно что-то другое. Такие разговоры — это, мягко говоря, лукавство». Фото Андрея Мальцева.

Олег Табаков: «Я отношусь без уважения к тем коллегам, которые говорят — неважно, сколько людей пришло на спектакль, нам важно что-то другое. Такие разговоры — это, мягко говоря, лукавство». Фото Андрея Мальцева.

Не так давно в областном краеведческом музее открывали выставку «Романовы. На изломе российской истории». В самый разгар действа неожиданно для многих присутствующих в зале появился известный актёр и режиссёр Олег ТАБАКОВ.

— Олег Павлович, что побудило вас приехать в Екатеринбург на празднование юбилея Дома Романовых?

— Я слышал о династии Романовых ещё ребёнком, бабушка рассказывала. У деда моего, поляка, было очень большое имение, находившееся в черте оседлости в районе уездного города Балта Подольской губернии. Он производил очень много зерна, и я знал, как жили люди в моей стране до Октябрьского переворота. Это знание иногда было трудно совмещать с тем, что происходило вокруг меня. Хотя я, как всякий советский человек, был и пионером, и комсомольцем, в театре «Современник» попал довольно рано в руководящее ядро: был комсоргом, председателем местного комитета, парторгом. О праздновании 300-летия Дома Романовых мне рассказывала мама — она 1903 года рождения. Не могу сказать, что 400-летие равнозначно отмечается тому, как это было в 1913 году. Но это лучше, чем ничего. Знать своё прошлое надо!

— В обществе нередко муссируется тема возвращения монархии в России. Насколько реальны подобные идеи?

— Нет, нереально, я думаю, в ближайшие лет сто. Может, чуть меньше. Понимаете, чтобы это случилось, надо сделать очень много для людей, чтобы ещё при жизни своей люди поняли бы, что жизнь меняется к лучшему.

— Вам как руководителю двух театров — Художественного и «Табакерки» — удалось изменить жизнь к лучшему?

— Я никогда не мечтал быть начальником. Я люблю свою профессию, ремесло моё актерское, и сладкая возможность руководить людьми меня никогда не манила. С другой стороны, в этом году мне уже будет 78, из них я тридцать с лишним лет занимаюсь маленьким театром, который со своими учениками организовал. Уже лет пятнадцать там аншлаги, что по нынешним временам далеко не регулярно случается в других театрах. И в Художественном театре до 2000 года в зале большие бреши были, максимум собиралось 40-42 процента зрителей, а последние лет одиннадцать посещаемость составляет 99 процентов.

Самым ценным из своей деятельности считаю не имеющую аналогов школу, которую я три года назад организовал для талантливых российских детей. Из Свердловской области тоже есть ученики. Когда я был помоложе, никак не мог понять пушкинские строки: «Нет, весь я не умру...». Когда постарше стал и увидел, что среди моих учеников есть несколько человек, имена которых задержатся в истории русского театра, я понял: на мне жизнь не кончается.

— К слову, о возрасте. Табаков в 30 лет и в 70 — это разные люди? Который из них вам больше нравится?

— Вы знаете, я вообще хорошо к Табакову отношусь, положительно. Во всяком случае, я ни от чего, что делал в своей жизни, не отказываюсь и ничего не стыжусь.

— Вы слывёте довольно жёстким руководителем, и в то же время в одном из интервью признались, что ваше слабое звено — излишняя доверчивость.

— Это так. Но я не думаю, что доверчивость — большой грех. Она не мешает мне поступать так, как я считаю нужным. Скажем, я не раз увольнял людей, и было только полтора случая попытки судиться. Придя к руководству Художественным театром, первое, что я сделал, распустил все советы: художественный совет, совет по делам молодёжи, по делам женщин, ветеранов.

— То есть — установили диктатуру?

— Нет, я бы назвал это просвещённым абсолютизмом. Не знаю, насколько я просвещён, но, во всяком случае, в Художественном театре решил вообще не увольнять людей, проработавших здесь более 25 лет. А артисты, которые по физическим своим кондициям уже не могли выходить на сцену, тем не менее оставались в театре и получали зарплату.

— Получается, не такой уж вы и жёсткий.

— Я жёсткий, когда сталкиваюсь с хамством. Скажем, прийти в нетрезвом виде на работу, на мой взгляд, ни с чем не сравнимое хамство.

— Приходилось ли вам страдать от завистников?

— Я дебютировал в театре «Современник» совсем молодым. В спектакле по пьесе Виктора Розова играл роль человека, только вступающего в жизнь, хулигана, который в трудную минуту, вынув шашку, стал рубить мебель, с трудом добытую женой его старшего брата... В театре есть иерархическая структура и лестничные пролёты. И вот я, наверное, пролёта три взял с этой работой. Не всем коллегам такой взлёт пришёлся по душе. Я много узнал дурного о людях, которые населяют театр. Но и хорошего тоже много узнал.

— А сами испытывали чувство зависти?

— Никогда... Нет, соврал. Завидую людям, знающим французский, играющим на фортепиано, уже не говорю про скрипку.

— Говорят, с завистью можно бороться только одним способом — стать ещё успешнее.

— Что я и делаю, не мудрствуя лукаво. Понимаете, профессия наша связана с перманентным испытанием, экзаменом, который живёшь и сдаёшь, живёшь и сдаёшь. И никакие награды от испытаний и экзаменов не избавляют.

— Олег Павлович, говорят, в вашем кабинете рядом с портретом Станиславского висит фотография нашего земляка, депутата Заксобрания Свердловской области Анатолия Павлова.

— Не рядом, конечно, но дружок Толяш там висит.

— Что вас связывает?

— Двадцатилетняя дружба. Я люблю Толю таким, какой он есть. Я люблю его детей, внуков, так же, как, мне кажется, его внуки любят мою маленькую дочку. Наши потомки не только интересуются друг другом, но и относятся друг к другу бережно и нежно.

— Артисты часто признаются, что кино — это лишь возможность заработка и завоевания быстрой популярности, а театр — для души.

— В театре честнее. Ещё честнее знаете где? В цирке. Потому что там часто люди рискуют здоровьем своим, иногда даже жизнью. Я не скажу про качество того, что делаю. Но когда играю тяжёлый спектакль, теряю в весе 700 граммов. Ну а как? По-другому не бывает. Но это честно. Это называется трата себя.

— Чем вас сегодня можно удивить?

— Талантом.

— Из последних потрясений что порадовало, зацепило — не обязательно в вашем театре?

— Раз уж разговор идёт в дни празднования 400-летия Дома Романовых, я вам расскажу одну историю. В 1861 году царь Александр II отменил крепостное право, дав свободу крестьянам. Он в это время был влюблён в молодую красивую графиню, видимо, был счастлив и очень резво, с энтузиазмом повторял сладкое слово: «Свобода, свобода!» Мудрый человек в его окружении граф Лорис-Меликов осторожно поправил государя: «Ваше Величество, свобода наступит тогда, когда вырастет не поротое на конюшнях поколение».

И вот я могу вас порадовать: оно выросло! Это я к тому, что набранные мною одарённые дети — они вот и есть то самое «не- поротое» поколение. И в этом есть моя надежда и вера, что весь я не умру.

— И последний вопрос. Вы много раз бывали в Екатеринбурге. Что вам у нас нравится?

— Екатеринбург — один из немногих городов в моей стране, которому капитализм пошёл на пользу. Он хорошеет. Когда говорят про женщину, что она хорошеет, это значит, что она либо беременна, либо влюблена. Ощущение, что Екатеринбург ждёт чего-то, и вот-вот что-то хорошее произойдёт.

Областная газета Свердловской области