Игорь Британов: командир, ушедший с гибнущей К-219 последним

У Свердловской области, несмотря на то, что это сугубо сухопутный регион, выстроены давние связи с военными моряками. Во многом благодаря усилиям руководителя и основателя «Уральского военно-морского Союза» Игоря БРИТАНОВА. Но морякам-подводникам страны он больше известен как командир подводной лодки К-219 в её последнем походе в октябре 1986 года, когда в результате аварии была предотвращена глобальная экологическая катастрофа и спасена большая часть экипажа. Сегодня наш самый известный уральский моряк-подводник отмечает своё 70-летие. И большая часть вопросов к нему – о той давней трагедии.

Уральцы – романтики моря

– Игорь Анатольевич, уже много лет наглядным примером связи Среднего Урала с флотом является шефство над подводными лодками «Екатеринбург» и «Верхотурье». Вы стояли у истоков этих связей, а как они развиваются сейчас?

– Шефство продолжается уже 21-й год, но все корабли имеют свои отпущенные им сроки эксплуатации. «Верхотурье» и Екатеринбург» – лодки примерно одного года закладки, одной серии. Атомный ракетоносец «Верхотурье» был принят в состав Военно-морского флота России в декабре 1984 года, а «Екатеринбург» – в декабре 1985 года. Они уже по 35 лет отслужили Родине. Но при этом на лодке «Екатеринбург» есть серьёзные технические неисправности, которые не позволяют её далее эксплуатировать. Эта подводная лодка сейчас практически списана, она выведена из состава флота, разоружена и ждёт момента своей разделки. «Верхотурье» тоже может последовать за ней. Когда они уйдут, у области не будет кораблей на флоте, связанных с регионом. Чтобы не потерять шефские связи, нужно получить что-то взамен. В начале этого года губернатор Евгений Куйвашев, глава Екатеринбурга Александр Высокинский и командующий Северным флотом вице-адмирал Александр Моисеев направили письмо главнокомандующему военно-морским флотом России адмиралу Николаю Евменову с просьбой рассмотреть возможность наименования одной из строящихся подводных лодок класса «Борей» именем «Императрица Екатерина». Было ли принято решение и какое – мне неизвестно. Но корабль с таким именем позволил бы продлить шефские связи области и флота на многие годы.

– Многие ли из молодых людей хотят попасть служить на военные корабли?

– Ко мне часто обращаются ребята с такой просьбой. Но беда в том, что это сейчас не так-то просто сделать. Вот передо мной лежит письмо от военного комиссариата области – график отправки команд на флота по осеннему призыву. Всего около полутора сотен призывников, а желающих больше. Попасть на флот стало трудно, в том числе и потому, что на многих должностях сейчас служат контрактники, а на подводных лодках вообще срочников нет. Доходит до абсурда. Уже много лет УГМК шефствует над большим противолодочным кораблём «Сметливый» Черноморского флота, всегда туда направляли по 5–10 человек наших призывников. И вот в один из призывов вдруг выяснилось, что от области на Черноморский флот нет ни одного человека. Благо мы всё же нашли возможность направить на подшефный корабль пять наших парней.

Флаг – всё, что осталось от корабля

– За вашей спиной военно-морской флаг. Он с вашей погибшей подлодки? Как вы вынесли его с тонущего корабля?

– Да, это флаг с К-219. В последние часы он был на мостике. Перед уходом с корабля я его отвязал и засунул за пазуху, взяв с собой. Флаг К-219 – всё, что осталось от корабля.

– В истории с гибелью К-219 поражает, что вы, отправив аварийную партию, остались один ночью на тонущем корабле. Почему так поступили?

– Это мой корабль. Да, на нём случилась авария, беда, но он же на плаву, хода нет, но корабль жив. И тут уже действуют морские законы, международное морское право: если на борту судна есть хотя бы один человек – у корабля есть хозяин. Нет никого на борту – тот, кто первый ступит на его борт, завладеет им. А рядом постоянно крутился американский спасательный корабль. Высадились бы они на лодку – и всё, это их трофей.

– Была надежда, что после аварии лодка всё же вернётся на базу? Что помешало этому?

– Надежда была, поэтому и взяли её на буксир. Но она уже начала погружаться в воду, и сопротивление корпуса увеличилось. Сухогруз «Красногвардейск», который буксировал подлодку, в какой-то момент увеличил ход, буксировочный трос не выдержал и лопнул – ходовые огни «Красногвардейца» стали от нас удаляться. Я взял фонарик, подсветил – носовая надстройка уже погрузилась под воду. Тогда приказал уводить аварийную группу. Вытащили из боевой рубки ПСМ-20 – двадцатиместный спасательный плот, бросили его в воду. Спасибо старпому Сергею Владимирову, который невзирая на мои отказы приказал вытащить ещё один плотик – ПСМ-10, уже для меня. Аварийная группа ушла, и я оставался на мостике. Когда горизонтальные рубочные рули ушли под воду и до воды оставалось полтора метра, спрыгнул в плотик. Через две минуты подлодка утонула. Как мне рассказали потом, на месте её погружения мой плотик минут пять кувыркался в водовороте. Через 20 минут подошёл спасательный катер и забрал меня.

Герои без наград

– Многие ли живы сейчас из того экипажа?

– Дай Бог, чтобы оставались живы многие. В ходе самой катастрофы из 119 человек погибли четверо. Трое – сразу после взрыва ракеты, они находились рядом с ракетными шахтами в четвёртом отсеке и получили смертельный отёк лёгких, как только вдохнули ядовитую смесь из паров ракетного окислителя. Также погиб спецтрюмный матрос Сергей Преминин, который ценой своей жизни заглушил аварийный реактор.

– Вы собираетесь вместе по каким-то датам?

– Да, каждый год с 3 по 8 октября. В этом году мне звонили, приглашали, но я не смог приехать. А вообще стараюсь встречаться с бывшим экипажем каждые пять лет, в следующем году хочу поехать.

– В Гаджиево, где базировалась лодка?

– Нет, мы собираемся в Питере. В Гаджиево не осталось практически никого из членов экипажа. На 25-летие гибели лодки, девять лет назад, нас собралось человек 40. Встречаемся обычно в Никольском морском соборе Петербурга. Там отец Богдан проводит поминальную службу. В храме установлена памятная плита всем погибшим морякам-подводникам, высечены на ней имена и четырёх погибших на К-219. Ездим в Сестрорецк, где ветеран ВМФ за свой счёт построил красивейший храм в память о погибших подводниках.

– Та трагедия закончилась минимальным количеством жертв, в отличие от многих, что происходили с советскими подводными лодками. Тем не менее вас, как командира, чуть ли не отдали под суд. Как относитесь к этому сейчас?

– Спокойно. Единственное, что меня волновало и продолжает волновать – то, что экипаж, который героически боролся с последствиями аварии, никак не поощрён. В 1987 году были награждены орденами Красной Звезды два человека – начхим Сергей Воробьёв и матрос Сергей Преминин, последний - посмертно. И только в 90-х годах, когда в одной из центральных газет появилась статья об этом случае, пошёл вал возмущений по поводу того, что матрос, который ценой своей жизни предотвратил страшную трагедию, практически не отмечен и забыт. Только тогда в 1997 году появился указ Президента России о награждении Сергея Преминина звездой Героя России.

Я дошёл до управления Президента России по государственным наградам, у меня были весомые ходатайства, в том числе от тогдашнего председателя Совета Федерации Сергея Миронова, но в итоге всё упиралось в командование ВМФ. Есть акт Государственной комиссии по факту гибели подводной лодки К-219, и в нём указано, что вся эта трагедия произошла по вине экипажа. Я не соглашусь с этим. Предпосылки к этой аварии были заложены на берегу, ещё до выхода лодки в поход.

• Опубликовано в №204 от 30.10.2020.