Как экология стала инструментом политики западных стран?

Кандидат сельскохозяйственных наук, доцент

Тридцать лет назад пейзажи вокруг Карабаша напоминали пустыню, но теперь лысые горы обрастают деревьями. Фото: Станислав Мищенко

В предстоящее воскресенье сотни тысяч россиян отметят День работников леса. Сегодня к «лёгким планеты» приковано всеобщее внимание: уже никто не сомневается в том, что они играют большую роль в формировании климата на Земле. При этом всё чаще можно услышать от экозащитников, что массовые вырубки деревьев и природные пожары ускоряют глобальное потепление. Поэтому целые страны, крупные корпорации и каждый человек на планете должны уменьшить свой углеродный след. Но не всё так однозначно, как кажется на первый взгляд. За модными словами может скрываться не забота о природе, а экономические интересы зарубежных государств. Об этом в эксклюзивном интервью «ОГ» рассказал ректор Уральского государственного лесотехнического университета Евгений ПЛАТОНОВ.

Лес идёт в горы

– Евгений Петрович, это правда, что массовая вырубка лесов в разных частях планеты стала одной из причин изменения климата?

– Лес имеет важную климатообразующую роль, но не основную. Основную всё же играет океан. И тут важно не наличие большого количества вырубок, которое приводит к изъятию лесных ресурсов, а недопущение уменьшения лесистости. Чем взрослее лес, тем он меньше выделяет кислорода и меньше поглощает углекислого газа. Поэтому спелые леса, которые больше всего вырубают, хоть и нужны, но в плане климатообразования менее значимы. Если вы вырубили старый лес, на его месте через 10 лет появится новый, более продуктивный для природы. И не надо забывать, что при вырубке хвойных пород на их место обычно приходят лиственные: для хозяйственной деятельности это плохо, но для природы – не страшно, потому что они выделяют больше кислорода.

Евгений Платонов считает, что тема лесов и глобального потепления излишне политизирована. Фото: Павел Ворожцов

– А если засадить всю Землю лесами, глобальное потепление исчезнет?

– Лес – это один из факторов данного процесса. ООН не раз высказывалась о том, что главный фактор глобального потепления всё же человек. Хотя в научной среде на этот счёт есть разные мнения. Когда на Земле не было людей и отсутствовала промышленность, на ней были периоды и потепления, и похолодания. Имели место циклы солнечной активности и другие астрономические события. Леса важны, но их значимость в климатической повестке сильно преувеличена. Да, они серьёзно влияют на климат, но не глобально. Даже если мы с вами засадим всю сушу деревьями, но при этом у нас будут работать заводы и люди будут добывать полезные ископаемые, то влияние этих факторов будет уменьшено, но не стопроцентно сведено. Тем более что в какой-то степени глобальное потепление положительно действует на леса.

– Как такое возможно?

– Повышение средней температуры Земли приводит к активному росту деревьев. Мои коллеги, которые работают в университете более полувека, отметили такую тенденцию: там, где вдоль Уральского хребта в 1960-х годах были альпийские луга или участки тундры, сегодня всё заросло лесом. Ледники тают – лес идёт в горы. Глобальное потепление привело к улучшению климата в северных и арктических районах. И теперь мы наблюдаем на этой территории увеличение площади лесов. Но, с другой стороны, в местах, где леса граничат со степью, выросла вероятность их уменьшения, если ими не заниматься. Поэтому на Южном Урале лес нужно выращивать искусственно, чтобы сдерживать глобальное потепление.

Ресурсы на восстановление

– Лесные пожары тоже не изменяют климат?

– Природные возгорания несут разовый эффект выброса углекислого газа, уничтожая депонированный (имеющийся в химическом составе. -Прим. ред.) в древесине углерод. При этом на месте горельников появляются новые леса, которые с большей эффективностью поглощают углекислый газ. Процесс этот занимает не одно десятилетие, но в итоге углеродный баланс остаётся в норме. Выброс углекислого газа от лесных пожаров прежде всего плохо влияет на здоровье человека. Ещё один минус – уничтожение экономического продукта, который можно было бы получить от переработки древесины и сбора дикоросов. Страдает животный мир. Но в целом пожары не так страшны для экологии, как, например, полное обезлесение территории. Поэтому человек должен делать всё для восстановления сгоревших лесов, чтобы их площадь не уменьшалась. Иначе нас ждут действительно необратимые последствия.

– Такие примеры уже были в истории человечества?

– Вспомните долину рек Тигр и Евфрат, где возникли цивилизации Древнего Востока. Там были огромнейшие пространства лесов, но их бесконтрольная вырубка привела к смене природных ландшафтов, опустыниванию этих территорий и упадку великих культур. На Урале тоже есть локальные примеры того, как вмешательство человека привело к экологической катастрофе. В 150 километрах от Екатеринбурга находится всем известный город Карабаш Челябинской области, в окрестностях которого не одно столетие добывали медь. В 90-е природа вокруг него представляла собой декорации к фильму о постапокалипсисе. Вокруг заводов одиноко ходили люди, листья на тополях были в дырах от кислотных дождей, а вдоль дороги тянулись лысые горы. С тех пор прошло 30 лет – и сейчас Карабаш не узнать. Я проезжал мимо него год назад и могу сказать, что человек может как нарушить свою среду обитания, так и восстановить её. Теперь всё вокруг поросло травой, город строится. Русская медная компания вложила огромные деньги, чтобы там появилась новая жизнь. Я уверен, что там появятся и леса: у природы большие ресурсы на восстановление.

– Но ведь и они не бесконечны?

– Я не думаю, что вымирание человечества произойдёт из-за глобальной экологической катастрофы. Это сейчас на Западе  говорят об экологии, но в 70-е годы река Рейн была сточной канавой Европы, а Альпы утопали в мусоре. Сегодня там осетры плавают и пасутся коровы. При полном осознании этой проблемы и жёстком подходе государства всё изменилось. Да, это стоило колоссальных денег, но эти затраты нужны, чтобы навести порядок в окружающей среде. Или взять современную Россию, город Усолье-Сибирское с химзаводом — на его очистку сейчас тоже вкладывают миллиарды, как и на очистку Северного Ледовитого океана от металлического мусора, которого там скопилось десятки тысяч тонн. Главное, делать это не для галочки, а с пользой для природы.

Экология вне политики?

– Вы упомянули Европу. Сейчас там вошли в обиход такие слова, как «углеродный след» и «декарбонизация». Что это такое?

– Углеродный или карбоновый след – это совокупность выбросов парниковых газов, производимых страной, предприятиями внутри неё и её гражданами. В среднем каждый человек за свою жизнь потребляет примерно шесть тонн углерода. Любое предприятие, в зависимости от того, чем оно занимается, тоже должно считать свой углеродный след: если завод при производстве выделяет больше углекислого газа, чем положено в норме, он должен восстановить этот баланс за счёт природоохранных мероприятий или заплатить так называемый углеродный налог. Само понятие углеродный след известно науке давно, но на общее обозрение оно вышло недавно в связи с принятием Парижского соглашения ООН по климату в 2015 году. Тогда мировое сообщество признало, что влияние человека на изменение климата – одно из серьёзнейших. Вслед за этим началось внедрение «зелёных» технологий, уменьшающих выбросы парниковых газов. Мы понимаем, что наряду с заботой об экологии здесь есть и политика, и желание определённых стран с помощью мягкой силы возвыситься в плане технологического перевооружения. Нашей стране нужно это учитывать.

– Почему вы так считаете?

– Ещё Владимир Ленин говорил, что политика – это концентрированное выражение экономики. Методика оценки углеродного следа, принятая Европейским союзом, абсолютно не учитывает того факта, что на территории России есть леса, хотя наша тайга тянется от Скандинавии до США. А это почти 20 процентов от всего объёма лесов в мире. При этом ЕС в 2023–2025 годах введёт так называемый углеродный налог на прямые выбросы парниковых газов для импортёров природных ресурсов – нефти, газа, металлов, удобрений, строительных материалов и электроэнергии. В первую очередь от них пострадают отечественные производители. Мы неоднократно указывали Евросоюзу, что их методика неверна, но на словах нам никто не верит. Наша тайга поглощает огромные объёмы углекислого газа, а болота, по площади которых Россия первая в мире, и того больше. Поэтому в этом году Минобрнауки РФ запустило программу развития карбоновых полигонов в разных регионах, чтобы посчитать, сколько наши леса производят и поглощают углекислого газа.

– На Урале тоже есть свой карбоновый полигон?

– Да, он так и называется – «Урал-Карбон». Цель его работы — исследовать углеродный баланс и представить свою методику подсчёта карбонового следа. Полигон создан Уральским федеральным университетом и министерством природных ресурсов и экологии Свердловской области совместно с УГЛТУ. Одна его часть находится на Северке, на территории учебно-опытного лесхоза УГЛТУ, другая — в Коуровке. Его общая площадь более 400 гектаров. Это полигон, на котором представлены все типы леса. Мы точно знаем объёмы депонирования углерода и выделение кислорода. Работами занимается наш профессор, доктор сельскохозяйственных наук, один из лучших специалистов в этой области Владимир Усольцев. У него есть расчёты и таблицы по объёму биомассы в каждом лесорастительном регионе России. Задел этот очень давний, работа ведётся уже десятки лет, хотя слово «углеродный след» стало модным только сейчас.

Лес в цене не упадёт

– В продолжении темы экономики хочется спросить, почему у нас в несколько раз взлетели цены на лесоматериалы. Это тоже как-то связано с политикой?

– Нет, в этой ситуации виноваты исключительно внешнеэкономические факторы. Последние три года стоимость лесопродукции в России держалась на одном уровне: как стоил кубометр пиломатериалов сосны 8 000 рублей, так он и стоил. А в 2021 году на мировом рынке леса произошло несколько событий, которые негативно отразились на его конъюнктуре. В Канаде закрылось несколько крупных заводов по производству пиломатериалов из-за истощения лесосырьевой базы. В итоге всё, что было на складах, ушло в США, где большинство жилых домов строятся из древесины. Следом обострилось торговое противостояние Австралии с Китаем, и он перестал закупать у неё миллионы кубометров древесины. Естественно, китайцы обратили внимание на Россию: я знаю, что на многих предприятиях в ХМАО-Югре и в Свердловской области поставки в Китай оплачены уже на полгода вперёд. Это привело к дефициту лесоматериалов на внутреннем рынке — вот вам и рост цен в 2–3 раза.

– Как вы считаете, запрет на экспорт леса-кругляка, который введут с 2022 года, вернёт стоимость лесоматериалов к прежнему уровню?

– Если так будет, то в стране, конечно, появится свободный лес, но вряд ли цены сильно упадут. Когда у нас дешевел бензин при падении мировых цен на нефть? Для предприятий рост цен сказывается положительно — они могут встать на ноги, получить сверхдоходы и вложить их в модернизацию производства. По крайней мере, заниматься лесом сейчас стало выгодно. Смотрю по Югре: участки, которые были за рекой Обью, уже все в аренде. Раньше предприниматели говорили, что лес рубить там далеко, потому что нет дорог для его вывоза, а теперь всё заготавливают и реализуют. Запрет на экспорт должен снизить стоимость пиловочника, но кто знает, не появятся ли новые причины для роста? Есть такой анекдот. Бабушка продаёт на рынке стакан семечек за 50 рублей. Подходит к ней мужик и спрашивает, почему так дорого? Она и отвечает: «Милок, а знаешь, как доллар подорожал?» Вот где те семечки, а где этот доллар? Тем не менее есть же повод. Его могут найти и тут.

Справка «ОГ»

Евгений ПЛАТОНОВ родился 16 августа 1960 года в посёлке Исенгулово Башкирской АССР. В 1975 году окончил школу и решил пойти по стопам своего отца, заслуженного лесовода РСФСР Петра Платонова, для чего поступил в Бузулукский лесхоз-техникум. В 1980 году стал студентом УГЛТИ по специальности «лесное хозяйство», а через пять лет поступил в аспирантуру родного вуза. В 1991 году переехал в ХМАО-Югру и устроился на работу лесничим в городе Покачи. Спустя четыре года стал главным лесничим Мегионского лесхоза, а ещё через три – заместителем начальника управления лесами региона. В 2001 году назначен директором природного парка «Самаровский чугас» в Ханты-Мансийске. Через шесть лет возглавил департамент лесного хозяйства ХМАО-Югры, а в 2010 году занял пост директора регионального департамента природных ресурсов и несырьего сектора экономики. Ректором УГЛТУ назначен в 2019 году. Кандидат сельскохозяйственных наук, доцент. Женат, воспитал троих детей. Имеет государственные и ведомственные награды.

  • Опубликовано в №173 от 18.09.2021 
Областная газета Свердловской области