Урал – космический край!

В предстоящий понедельник весь мир отметит 60-летие первого полёта человека в космос. Но День космонавтики посвящён не одним лишь космонавтам, а всем людям, кто делает полёты за пределы Земли возможными. Это огромное число инженеров ракетно-космических предприятий, сотрудников Центра управления полётами и наземных служб, готовящих технику к запуску. Принято считать, что Свердловская область далека от космоса: ракеты с космическими кораблями у нас не собирают, а космонавтов, связанных с регионом, всего пять из 130. Да и космодрома своего на Среднем Урале нет. Зато в Екатеринбурге живёт человек, который 37 лет своей жизни отправлял людей в космос — директор космодрома Байконур в 2016–2019 годах Евгений Раковский. В эксклюзивном интервью «Областной газете» наш земляк рассказал, как участвовал в космической программе «Энергия-Буран» и почему он так и не встретил инопланетян.

Из тайги – в степь

– Евгений Иванович, как начался ваш путь в космонавтику?

– В 1977 году я посмотрел советский фильм «Укрощение огня», снятый по биографии Главного конструктора ОКБ-1 Сергея Павловича Королёва. Увидел кино и захотел стать таким же, как прообраз Андрея Ильича Башкирцева – Королёв, которого играл Кирилл Лавров. Поэтому после школы поступил в Пермское высшее военное командно-инженерное Краснознамённое училище РВСН, которое окончил с отличием в 1982 году. По идее я должен был стать ракетчиком и заступить на боевое дежурство где-нибудь под Оренбургом или в Тейково. Но тогда в училище объявили спецнабор и очень многих лейтенантов направили служить в Тюратам – так называется железнодорожная станция рядом с космодромом Байконур. Нас приехало туда 22 человека, а сейчас там остался всего один мой однокурсник.

– Куда вас определили служить?

– За три месяца до нашего прибытия на космодроме сформировали войсковую часть №01678 под командованием полковника Геннадия Петровича Пономарёва. Своего дипломного руководителя я предупредил: если отправят на Байконур, то напишу ему письмо, что всё хорошо, только не хватает пермской «Примы» (сорт папирос. – Прим. ред.) – это будет означать, что я попал в программу «Энергия-Буран». В то время она являлась секретной. В 82-м году только начинали рыть котлованы под так называемый УКСС – унифицированный комплекс стенд-старт или площадку № 250 для запуски новой ракеты, шёл монтаж технологического оборудования. Заступил на службу я в должности инженера отделения – взводного по армейским понятиям. Четыре отделения составляли команду, четыре команды — группу или батальон по-простому. В части было 7 групп, я служил в группе заправщиков.

– Чем занимались?

– Системами заправки ракет-носителей. Первая команда заправляла ракету кислородом, вторая – водородом, четвёртая — керосином, а третья обеспечивала азот низкого давления. Центральный блок «Энергии» заправлялся жидким кислородом и водородом, а боковые блоки, которые представляли собой четыре ракеты среднего класса «Зенит-77», – кислородом и керосином. Через год после начала службы я уже был начальником команды, ещё через год – заместителем начальника группы по испытаниям.

Энергия жизни

– Несмотря на уникальность ракеты, за время реализации программы «Энергия-Буран» состоялось всего два её пуска — в 1987 и 1988 годах. Причём первый не достиг своей цели. Почему?

– Ракета отработала как положено, к ней претензий не было. Проблема возникла с габаритно-весовым макетом спутника «Полюс» – это чёрная чушка, которая по размерам и массе повторяет космический аппарат. Как говорили в кулуарах, никто не верил, что ракета улетит с первого раза, поэтому не очень тщательно подошли к программному обеспечению: в результате сбоя макет не смогли вывести на орбиту – он упал в районе Новой Зеландии. Дело в том, что очень многое в ракетно-космической технике зависит от того, кто этим вопросом занимается.

– Что вы имеете в виду?

– Вы никогда не обращали внимание, что в США запуски космических ракет осуществляет Стратегическое авиационное командование? У них все ракетчики ходят с эмблемами лётчиков. А у нас в Советском Союзе все ракетчики ходили с пушками, как артиллеристы. И от этого, как ни странно, стало зависеть мировоззрение в подходе к испытаниям и введению в эксплуатацию новой техники. Артиллеристы ведь как делают. Выпустили новый снаряд – они берут партию, отстреливают – смотрят. То же самое происходило и с ракетной техникой. Например, если берут партию из десяти двигателей, один из них прожигают, другой проверяют на герметичность, третий подвергают гидроиспытаниям. Итого – минус три двигателя. А американцы по-хорошему жадные. У них испытаниями занимались авиаторы: они же не гробят самолёт, чтобы узнать параметры двигателей, для этого они делают аэродинамический стенд.

– Из-за чего, на ваш взгляд, закрыли программу «Энергия-Буран»? Ведь она была в целом успешной: 15 ноября 1988 года советский «шаттл» впервые в мире совершил посадку на Землю полностью в автоматическом режиме, без участия человека.

– Когда мы только приступали к программе, нам говорили так: «У них есть, а у нас нет – вся надежда только на вас». И вперёд. Молодой советский офицер – это уникальное явление. Сначала решаются сложные задачи, потом невыполнимые, а нерешаемых нет в принципе (смеётся). Поэтому и результат был соответствующий — все запуски «Энергии» были успешными. Мы разрабатывали документы по эксплуатации и инструкции, составляли списки боевых расчётов. Все считали, что мы сейчас это сделаем на века и потом… И потом наступила фрустрация. Выяснилось, что программа якобы дорога, не очень нужна и выпала на период распада СССР. И очень многие люди восприняли её закрытие как личную трагедию, ведь всё было нацелено на выполнение одной задачи. Бывали периоды, когда мы спали через двое-трое суток и то урывками. Работы по «Энергии» велись круглосуточно: доходило до того, что распадались семьи. Я сам знаю случай, когда офицера с компрессорной станции увезли с истощением – от переутомления и недосыпа у него развилась дистрофия.

Чёрные дни

– Но я так полагаю, что это было ещё не самое худшее время для космодрома?

– Вы правы. После закрытия программы «Энергия-Буран» в 1993 году меня перевели на программы «Зенит» и «Союз». За два года до этого Союз разваливается, финансирования нет, но все ракеты запускали по графику, хотя кормить солдат было нечем – приходилось сайгаков стрелять и ставить ловушки на зайцев. Для космодрома наступили чёрные дни. Очень много народа в начале 90-х правдами-неправдами уволились и уехали из Байконура. В период своего расцвета количество личного состава там доходило до 150 тысяч человек, а сейчас — 9 100.

– Но ведь это вполне предсказуемо: вы же оказались в другом государстве…

– Да. Статус космодрома не был определён: он оказался на территории Казахстана, а эксплуатировала его Россия. Следом с города сняли режим. И первое, что случилось – в него хлынули бомжи со всей Кызылординской области. Каждый день то одному офицеру по голове стукнут из-за угла, то другому. Спохватились, снова закрыли, потом милиция долго вычищала всё это. На отъезд людей повлияло и отсутствие финансирования коммунальных служб. Я жил на третьем этаже в четырёхэтажном доме. Замёрз канализационный стояк – ходили в туалет всей семьёй на первый этаж. Но хуже всего то, что исчез единый хозяин на космодроме. Получилось, что мэр города, администрация — это одна власть, а космодром — другая. Раньше ТЭЦ была войсковой частью, в 90-е её перевели в муниципальную собственность и бывший командир части стал гражданским директором.

– Когда всё наладилось?

– В 1999 году, когда началось расформирование 5-го Государственного испытательного космодрома Министерства обороны РФ — так официально назывался Байконур. На его базе создали космический центр «Южный», который вошёл в состав Центра эксплуатации объектов наземной космической инфраструктуры (ЦЭНКИ) Роскосмоса. Укомплектовали КЦ «Южный» за счёт офицеров, которые уволились из Вооружённых сил, но не уехали из Байконура. Переманивали их зарплатой, когда денежное довольствие офицеров было жалким: я, как полковник, получал в 2000 году шесть тысяч рублей. А в ЦЭНКИ зарплаты были гораздо выше. Люди увольнялись и уходили туда.

– Перевод космодрома в гражданскую структуру позволил решить финансовые проблемы?

– Отчасти. Космическая отрасль – это как пульс. Она всю жизнь существовала за счёт кооперации многих заводов, разбросанных по всей территории СССР. С его распадом сложилась либерально-экономическая система хозяйствования, которая вредит развитию отрасли. Грубо говоря – так было до середины 2010-х, вы – завод в Екатеринбурге, сделали мне пусковую установку для ракеты-носителя «Союз». После каждого пуска проводится осмотр и составляется акт ремонтно-восстановительных работ пусковой площадки – где-то подгорело, где-то лист железа задрало газовым потоком. Казалось бы, я как начальник космодрома должен позвонить вам и решить этот вопрос. Ничего подобного. Ремонт — только через конкурсные процедуры. И в результате конкурс выигрывает шпингалетная фабрика в Нижнем Тагиле, которая пообещала сделать всё в три раза дешевле. Потом руководство Роскосмоса спохватилось и исправило эту ситуацию, но на это ушли годы.

Ностальгия по Гагарину

– Когда вы пришли на космодром, наверняка общались с теми, кто запускал в космос Юрия Гагарина. Что про него рассказывали?

– Все говорили, что он и Королёв были очень скромными людьми. Домики, в которых они жили, поражают своей спартанской обстановкой. Стол, кровать, тумбочка, холодильник, радиоприёмник – и всё. В соседней комнате ванная с двумя кранами. Причём размер этого домика около 40 квадратных метров. Тогда было всё нацелено на полёт человека в космос, а не на личное благосостояние. При войсковой части, которая запускала Гагарина, был клуб, где солдаты встречались с космонавтами перед их полётом. Постепенно в нём стали собирать разного рода раритеты и получился музей, где хранятся вещи, которым нет цены, – подлинники пропусков на стартовый комплекс Гагарина, Леонова, Комарова и других великих космонавтов. Там, кстати, есть икона Спаса Нерукотворного из нашего Верхотурского монастыря – не знаю, каким образом она там очутилась, скорее всего по линии Патриарха.

– Вы же запускали Сергея Прокопьева в июне 2018 года?

– Да. Перед его отправкой на стартовую площадку я подошёл к нему и сказал, что мне приятно своего земляка отправлять в космос. Этим он мне и запомнился: за 37 лет я провёл более 300 пусков и уже не помню всех, кого выводил на орбиту. Тот год вообще был особенным. В октябре аварийно сел после неудачного запуска корабль «Союз МС-10» с космонавтом Александром Овчининым и астронавтом НАСА Ником Хейгом. Я тогда чуть не поседел, но спасательные службы сработали моментально. Когда Овчинина вытащили из спускаемого аппарата, он первым делом спросил: «Когда в следующий раз полетим?» Насколько разная всё-таки психология у русских и американцев. Даже когда что-то случается на Международной космической станции (МКС), наши идут искать, из-за чего это произошло и ремонтировать, а те – в спускаемый аппарат.

– Что будет с Гагаринским стартом, откуда полетел космонавт номер 1? Ведь полтора года назад с него перестали запускать ракеты.

– Он сейчас на консервации. В ближайшее время ЮНЕСКО признает его мировым достоянием. Документы на его включение в список Всемирного наследия подавал Роскосмос совместно с Казахстаном. Ремонтировать его не надо, там всё в рабочем состоянии. При проектировании Гагаринского старта в него закладывался определённый запас прочности, который был рассчитан на пять пусков. А произвели более пятисот! Если площадка №1 приобретёт такой высокий статус, это пойдёт на пользу российской космонавтике. Жаль только, что теперь Гагаринский старт принадлежит на России, а Казахстану.

– И, наверное, самый интересный вопрос — вы видели инопланетян?

– Когда я как-то был в моей родной школе, куда я до сих пор приезжаю на встречу выпускников, меня спросили, что мы с коллегами делаем после удачного пуска? Ну, что могут делать куча мужиков, которые хорошо выполнили свою работу? Понятно, ответили школьники и заулыбались. А потом спросили: «Вы инопланетян видели?» Честно скажу: мы до такой степени не отмечали (смеётся).

Подготовлено в соответствии с критериями, утверждёнными приказом Департамента информационной политики Свердловской области от 09.01.2018 №1 «Об утверждении критериев отнесения информационных материалов, публикуемых государственными учреждениями Свердловской области, в отношении которых функции и полномочия учредителя осуществляет Департамент информационной политики Свердловской области, к социально значимой информации».

• Опубликовано в №062 от 10.04.2021