- Опубликовано в №031 от 20.02.2016
Плакали ли вы когда-нибудь над «Евгением Онегиным»?.. Пару дней назад такой вопрос мне самой показался бы диким. Но сегодня готова признаться: я — да. На спектакле «Евгений Онегин» Вахтанговского театра. Несколько раз за это четырёхчасовое действо эмоции зашкаливали до спазм в горле. При том, что шла на спектакль с настороженностью, а вначале возникло чуть ли не отторжение. Казалось: какое это имеет отношение к Пушкину, кроме звучащего текста романа?
Со школьных лет «Онегин» залакирован для нас под святыню, которую «руками не трогать». Ни-зя. Талдычим про «энциклопедию русской жизни». Способны назвать приметы онегинской строфы как поэтического явления. Татьяна, Ольга, Онегин, Ленский — исключительно «образы», придумывая которые, автор имел в виду то-то и то-то. Так и чешем словесными клише — «образ Онегина», «образ Ленского». А они, вообще-то, изначально — просто Татьяна, Владимир, Ольга, Евгений. Молодые люди. По молодости наивные в чувствах и дурные в поступках.
Именно это, разрушенные стереотипы классических образов, поначалу и шокирует. Ольга с торчащими рыжими косицами, с неизменным аккордеоном в руках — чисто Пеппи Длинныйчулок. Онегин, панибратски вытаскивающий из-под полы шампанское при знакомстве с Лариными — какой это вам денди? Ленский — пацан-переросток с не менее отвязными манерами. Татьяна вроде ожидаемо появляется на сцене с книгою в руках. Но видели бы вы, что выделывает она в любовном томлении — какие акробатические кульбиты на девическом ложе!
Сначала смешно. И саднит от нелепости. Но в сцене дуэли вдруг сознаёшь, что внешняя нелепость — не такая уж нелепость, и не такая внешняя. За мгновение до команды «Сходитесь» секунданты обнажают торс Ленского, и Онегин не стреляет, а подойдя вплотную, наносит смертельный удар, как делают это в ножевой драке. И Ленский не падает — оседает. И в игре света-тени, подчёркивающей юношескую нескладность тела, тем очевиднее: погиб мальчишка. Зачем? Для чего? Мимоходом.
А следом — трагическая метаморфоза с Ольгой. Пиликающая на аккордеоне весёлые песенки, она, узнав о смерти Ленского, переходит на песню-надрыв. Криком кричит. Но и выкричаться, выплакаться девчонке не дают. Рядом — наскоро подысканный жених. Фата — на голову. А из рук рвут-выдирают её аккордеон. Не игрушку выдирают — душу. И свадебный белый букет — как цветы на могилу. На ещё одну загубленную жизнь.
Загубленных жизней в «Евгении Онегине» Римаса Туминаса будет немало. Чего стоит только эпизод с провинциальными барышнями, которых отправляют в столицу за женихами. В наглухо забитой кибитке эти невинные души — как отправленные по этапу. На заклание. Они ещё и сами не понимают своей драматической судьбы. Кто радуется. Кто манерничает. Кто бряк в обморок — «от чувств». И какое-то время тоже смешно. Истинный смысл происходящего станет ясен позднее. Отлучённые от родной среды, они лишены привычной атмосферы наива и простодушия. Столичные хлыщи обрезают им косы. Лишают не только природной красоты, по народным приметам — ещё и источника силы. И возносятся милые провинциалки над сценой — то ли на качелях, то ли на дыбе. То ли в подвенечных платьях, то ли в саванах.
В «Евгении Онегине» вахтанговцев нет лишнего человека, изнывающего от сплина. Есть никчёмный. Беспричинная хандра Онегину (Алексей Гуськов) не грозит. Он циничен. Он монстр. В пушкинском романе Онегин хотя бы «любовью брата» оценил признание провинциальной девушки. Для вахтанговского Онегина Татьяна — мотылёк, добровольно летящий на огонь. Письмо с признанием — в клочья. Чувства — в клочья. Даже в финале, на столичном балу, нет у него никакой любви к Татьяне. Одно только собственническое желание «присвоить», настоять, унизить, разрушить.
В спектакле два Онегина — молодой и в возрасте. Раздвоение личности — ещё одно доказательство отсутствия личности в Онегине.
Но главный герой у вахтанговцев не Онегин — Татьяна. Девушка с такой силой чувств, что вовсе даже не смешно, когда после признания Онегину она прячется под скамейку (!), а после отринутая, но по-прежнему влюблённая натурально ворочает этими самыми усадебными скамейками. Доверившись зрителю, Туминас не боится буквализировать метафоры (вроде «от стыда провалиться» или «горы свернуть»). И они впечатляют. Татьяна — не романтическая провинциалка. Для такой и впрямь «счастье было так возможно». Она бы за двоих вступила в спор с судьбой, если бы… Если бы ураган её чувств (и этот образ буквализирован — снежным залпом, метелью) встретил хоть какое-то подобие ответного чувства. Но навстречу — только пустота…
Изначально, приступая к постановке пушкинского романа в стихах, режиссёр Римас Туминас хотел даже назвать спектакль «Татьяна». Но передумал, справедливо решив: не может называться так спектакль, в котором играют Алексей Гуськов и Сергей Маковецкий. Но Татьяна, по сути, стала главным персонажем. И согласитесь: такая Татьяна (сейчас эту роль исполняют Ольга Лерман и Евгения Крегждэ) взрывает «хлам воспоминаний» от всего ранее виденного и прочитанного «из Пушкина»
В спектакле бездна остроумия. И… юмора. Пушкинские оговорки в одну-две строки становятся вкусными, почти эстрадно-самостоятельными эпизодами (вольный перевод в прозе Татьяниного письма, сцена угощения Онегина брусничной водой, эпизод с зайцем-шалуном). Зал временами заходится от хохота до слёз. Но! Тем контрастнее в этом соседстве драма бедной Тани.
Читать отзывы на спектакль в интернете не менее увлекательно, чем смотреть сам спектакль. От благодарного восторга до откровенного хамства в адрес режиссёра и театра. Что ж, это по-нашему, «по-рассейски». Однако полярность суждений только доказывает: Туминас попал в сердце. Его «Онегин» подобно рентгену высвечивает язвы русских пороков (плохие дороги, чванливая знать, пошлый свет) и делает более очевидными добродетели.
