Институт экономики УрО РАН: «Общая безработица в регионе – около 4,8 процента»

Всё чаще в СМИ появляются материалы о том, каким будет рынок труда по окончанию режима изоляции, введённого из-за пандемии коронавируса. Но для того чтобы строить прогнозы, нужно разобраться в текущем состоянии дел. Особенно – в системных проблемах, которые из-за сложившейся в экономике ситуации могут обостриться. О том, какие тенденции фиксируют учёные в интервью «Облгазете» рассказала доктор экономических наук Ольга КОЗЛОВА.

– Ольга Анатольевна, выступая на III Научных чтениях памяти академика РАН Александра Татаркина в середине марта, вы отметили, что одна из проблемных областей сегодня – неформальная занятость. Почему?

– Неформальная занятость — это работа без оформления трудовых договоров. У нас в регионе так работает 14 процентов от занятого населения. Высокий уровень неформальных трудовых отношений говорит о наличии вторичного, проблемного рынка труда. Как правило, зарплаты у людей низкие, социальных гарантий нет, оставляют желать лучшего и условия труда. К неформальной занятости относят не только работу по найму (этот вид занятости распространён среди мигрантов) и нерегулярную занятость (среди молодёжи). К ней же относят и самозанятость – это именно та категория, которая с усилением цифровизации может иметь все шансы на плотное закрепление на неформальном рынке труда. Сегодня самозанятость в России невысока и находится на уровне 5–6 процентов.

– На ваш взгляд, тот налоговый режим для легальных самозанятых, который заработал в регионе, подтолкнёт людей «выйти из тени»?

– Думаю, что эти условия неплохие. Если самозанятый имеет хороший доход, 4 процента налоговых отчислений – это не так много.

– Хотелось бы затронуть тему безработицы. Как мы выглядим на фоне других регионов?

– Общая безработица в области находится на среднероссийском уровне около 4,8 процента, зарегистрированная – около 1 процента.

– Чем они отличаются?

– Разница определяется разными методиками подсчёта. Что касается общей безработицы, например, в Москве показатель ниже среднероссийского – где-то 1,2 процента, в Санкт-Петербурге – 1,5 процента. Это центры экономической активности. И совсем другие цифры мы наблюдаем в таких регионах, как Республика Тыва – 15 процентов, Ингушетия – 26 процентов.

– Пенсионная реформа, которая стартовала в России год назад, как-то повлияла на рынок труда?

– Прошёл всего один год, говорить об эффективности однозначно рано. Люди, которые востребованы в своей профессии, и так работали до 70–80 лет. Между тем мы наблюдаем рост населения старшего возраста среди безработных. Например, если в 2007 году среди безработных было 18,2 процента людей в возрасте 40–49 лет, то в 2018 году их было уже 21,4 процента. Возрастная категория 50– 59 лет выросла с 12,2 до 17,3 процента, 60–72 года – с 1,5 до 3,6 процента. Это тревожная тенденция.

– Что с этим сделать?

– Стереотип отношения работодателей к работникам предпенсионного и пенсионного возраста в одночасье не изменится. Сегодня всем хочется брать на работу здоровых, молодых, но в тоже время опытных специалистов. Но в любом случае нужна система обучения и повышения квалификации для взрослого населения.

– Кстати, об образовании. Сегодня представители многих сфер экономики жалуются на нехватку грамотных специалистов. При этом количество выпускников по самым разным специальностям растёт...

– Нарушена связь между экономикой и образованием. Эта ситуация формировалась годами – с тех пор, как официально появился рынок труда (в 1992 году, с появлением службы занятости населения. – Прим. ред.). После того как государство постепенно устранилось от регулирования сферы образования, плановая система была разрушена. Раньше был хоть какой-то учёт потребности в подготовке кадров для различных отраслей экономики, была специальная статистика по учёту рабочих мест, которая давала представление о количестве и качестве рабочих мест в той или иной отрасли. Сейчас у нас есть рынки труда и образования. И если рынок труда хоть как-то отражает кадровые проблемы экономики, то рынок образования не имеет пока таких механизмов. Они только нарабатываются.

– Как можно исправить эту ситуацию?

– Выход из этой ситуации мне видится в заключении соглашений между вузами и профильными предприятиями и учреждениями. Отчасти эта работа сейчас ведётся. Другой вариант – создание профильных вузов. Но это могут себе позволить только богатые компании уровня УГМК.

– Учитывая современные тренды, например, цифровизацию, какие новые профессии могут появиться в ближайшие годы, а какие «умрут»?

– Строить прогнозы – не очень благодарное дело. Профессия инженера, например, никуда не денется, как и многие другие. Но учитывая тренды, специализации будут отличаться. Уже сейчас на рынке есть специалисты по роботостроению, управлению искусственным интеллектом, специалисты по логистике. Тренды также свидетельствуют о росте техногенных факторов и экологических рисков, климатических изменений. Это значит, нужны урбанисты-экологи, климатологи, микробиологи. Растёт потребность, на мой взгляд, в специалистах по психологии, особенно для подрастающего поколения.