Академия кинематографического и театрального искусства Никиты Михалкова провела первые гастроли — на сцене Свердловского государственного академического театра драмы в Екатеринбурге «академики» выступили со спектаклем «Метаморфозы».
Логику спектакля продумывал сам Михалков. Он решал, как расставить акценты, какие средства выразительности выбрать. Фото: Павел Ворожцов
Впрочем, назвать увиденное «спектаклем» — неправильно. Скорее, это театральный эксперимент: шесть произведений Бунина и Чехова, каждый — не более двадцати минут. Но миниатюры не смотрятся набросками, зарисовками — несмотря на лаконичность, это полностью завершённые сценические работы. Выдержанные в строго классической форме. При этом театральные эксперименты Михалкова выглядят очень… кинематографично. Во-первых, используются абсолютно «киношные» приёмы — например, ускоренное развитие сюжета. Во-вторых, используются мультимедийные декорации — атмосферу поддерживают кадры, которые появляются на экранах.
Да и сама сцена — будто огромный экран в кинотеатре: вместо занавеса — прозрачная плёнка, за которой и разворачивается это кинотеатральное действо. Это как постоянное напоминание: ты сейчас смотришь сцены чьей-то чужой жизни, их от тебя отделяет целая эпоха.
Паузы между миниатюрами заполняет сам Никита Сергеевич. Он сидит «по эту» сторону занавеса-экрана, он — здесь, вместе со зрителями. Короткие размышления, рассуждения о театре, о кино, об актёрской работе, несколько баек — и вновь экран за его спиной оживает, и мы видим следующую миниатюру.
Уже после премьеры Михалков пообщался с журналистами.
— «Метаморфозы» строятся на произведениях Чехова и Бунина. И сам материал, и приёмы, и язык — абсолютно классические, но воспринимаются по-новому.
— Удивительная вещь — я бы даже сказал, парадокс. Мы же делаем абсолютно академические вещи. Мы работаем просто по школе русского национального театра. И когда мне говорят: «Это новое слово на сцене» — это так странно звучит! Мы ведь ничего нового не делаем. Просто делаем так, как нам кажется и нужно: честно, по тексту, если с отступлением от текста — то оправданным, уважая автора. А самое главное — с энергией, любовью к автору и зрителю.
Миниатюра по рассказу Чехова «Бабы» строится на пластических средствах выражения: за всё время действа актёры произносят лишь семь фраз, всё остальное передано через движение. При этом это один из самых эмоциональных фрагментов: после него зал особенно долго молчал... Фото: Павел Ворожцов
— Вы впервые вывезли «Метаморфозы» на гастроли. Почему начать решили именно с Екатеринбурга?
— Я очень люблю этот город, здесь отличные зрители, душевный приём. У меня в академии есть актёры из вашего города, для них был праздник показать спектакль здесь. Знаете, я сейчас говорил ребятам за кулисами: качество зрителей и сцены определяется не аплодисментами, а тишиной… Именно тишина является главным критерием оценки. Понимаете, аплодисменты могут быть вежливыми — ну просто принято хлопать, вот и хлопают благодарные зрители. А вот если ты слушаешь зал и тебе кажется, будто он пустой, потому что так тихо — вот это дорогого стоит. Тишина в зале — высшая похвала. Сегодня так было, и я очень этому рад. Вообще идеально, если время сценического действа совпадает с внутренним временем человека. Если на сцене проходит день, и человеку в зале кажется, будто он прожил день — значит, случилось попадание в атмосферу. И тогда зрителя не будет волновать, если кто-то рядом кашлянул, где-то телефон брякнул, кто-то фантиком зашуршал. Он полностью живёт спектаклем, он там, на сцене.
— Академию вы создавали как ответ на кризис в современном театральном образовании. В чём, на ваш взгляд, причины этого кризиса?
— Многие мастера, которые приходят учить, уже сами подзабыли, чему их учили. Это, во-первых. Во-вторых, актёры, работающие в сериалах — так называемые медийные лица, — из-за скорости съёмок не успевают осмыслить, что они делают. Поэтому они начинают пользовать клише и штампы, которые нравятся режиссёрам. Не всем, разумеется, а тем, кто может работать лишь по заданным образцам, по шаблонам. И вот однажды этот конёк оседлав, актёры уже не могут от него отказаться, потому что страшно: а вдруг в другом амплуа тебя уже не воспримут? Поэтому мы пытаемся воспитать бесстрашие. Перед изменением фактуры, перед тем, чтобы быть смешным, неуклюжим, нелепым — любым. Ведь это очень важная актёрская самозащита.
А про современных режиссёров… Я знаю, что есть такие, которые даже не всегда присутствуют на съёмках. Вот заканчивается обеденный перерыв — а они продолжают обедать. С актёрами в это время работает второй режиссёр, оператор… Для хорошего актёра это унижение. Я могу выгнать человека со съёмочной площадки, если он в процессе работы посмотрел на часы: когда обед? Кем бы он ни был, хоть даже осветителем. Всё, что происходит на площадке, крайне важно.
— Мы от театра плавно к теме кино перешли… Что в современном кино в последнее время вас удивило, впечатлило?
— Скорее не удивило, а порадовало. Отечественное кино стали смотреть люди, которым хочется увидеть свою страну и себя не заблёванными в подвале с бутылкой. Я посмотрел «Время первых». Это картина, которая позволяет гордиться родиной. Ты понимаешь, что есть за что любить страну, в которой ты живёшь. Какое-то время наше кино не говорило про это: возможно, потому, что зрители не хотели про это смотреть. Знаете, это глубочайшее заблуждение русской интеллигенции — если я интеллигент, я должен ненавидеть всё, что вокруг меня. Когда-то у Льва Гумилёва спросили: «Вы интеллигент?» Он ответил: «Нет. У меня есть работа, я люблю Родину».
- Опубликовано в №66 от 15.04.2017
