Многие замечали, знают: на концертах, выражая благодарность всему оркестру, дирижер пожимает руку одному человеку – концертмейстеру, первой скрипке. В этой традиции – глубокий смысл. Концертмейстер – второй по значению музыкант после дирижера. Его правая рука (хотя и сидит слева от дирижера). Парадокс, но основная работа первой скрипки скрыта от публики. «ОГ» решила исправить несправедливость, встретившись с заслуженным артистом России Евгением МАРКОВЫМ: вот уже 20 лет он – концертмейстер Уральского академического филармонического оркестра.
Дать знак коллегам можно даже… спиной
– Евгений Викторович, не поверю, что в детстве мечтали: «буду первой скрипкой». Вот летчиком, капитаном, космонавтом – это мальчишеская мечта…
– Родители у меня из крестьян. В 1960-х приехали из Сибири в рабочий Магнитогорск. Ни о какой скрипке, естественно, понятия не имели. Оба музыкальные, но – в народно-фольклорном духе. Отец на гармошке играл, пытался на баяне. Когда в детском саду (мне лет шесть было) стали прослушивать детишек на предмет обучения в музыкальной школе, отец, конечно же, был за гармошку-баян. Но я небольшого росточка – баян был явно не мой инструмент. А вот слух, чувство ритма были отмечены, и тогда я услышал: «Давай попробуем на скрипочке поиграть».
Спасибо моему учителю Ларисе Михайловне Рыбиной: это ведь очень непросто – воспитать скрипача с юного возраста. Одна только постановка рук чего стоит! Благодаря ей я заинтересовался, а потом и полюбил этот инструмент — скрипку. При этом я не был «комнатным скрипачом». Мы жили в рабочем районе: и в футбол нужно поиграть, и за себя постоять. И в общеобразовательной школе – круглый отличник. Всё совмещал. Но когда после восьмого класса я сказал, что поступаю в музыкальное училище, преподаватели мне: «Ты что?! Музыка – это для души. Это не профессия». И тогда я сказал: «Хочу детей учить музыке». А уж когда после музыкального училища я решил двигаться дальше — поступать в консерваторию, тут даже близкие и родственники были настроены скептически: «Да куда тебе!» Не верили, что я смогу поступить. Для дальнейшего образования я выбрал Уральскую консерваторию. Еще на четвертом курсе музыкального училища я несколько раз приезжал в Екатеринбург (тогда Свердловск) на консультации, и мне понравился этот город и высокий уровень преподавателей консерватории. Многие из них с прекрасной московской исполнительской школой.
Поскольку после училища у меня был красный диплом, сдал только специальность и музыкальные предметы, сыграл на скрипке – и меня взяли. Поступил к профессору Науму Абрамовичу Шварцу, который в детстве учился с Давидом Ойстрахом. Это слава наша, советская исполнительская школа…
– Не в консерватории ли вы плавно перешли от мечты «хочу учить детей музыке» к оркестру? А, может, не плавно? «Нас всех подстерегает случай»…
– Даже мысли не было об оркестре! Тем более во время службы на флоте (армия на два года прервала учебу в консерватории). Всё витала мысль о преподавании. Конечно, ходил на концерты нашего симфонического оркестра. Звук, мощь, красота, разнообразие инструментов завораживали. Но даже не представлял, что я в этом оркестре могу работать. Действительно – случай. В конце второго курса меня пригласили кого-то заменить в оркестре. Когда я сыграл первую программу (прикидываю: было это 34 года назад!), подошел концертмейстер Моисей Ильич Аусдайчер: «Не хотели бы у нас поработать?». Я оторопел. Справлюсь ли? Не скажут ли потом: извини, мы ошиблись… Но мне повезло: взяли даже на первые зарубежные гастроли в Чехословакию, что были в тот год. А уж когда присмотрелись ко мне получше, в ноябре 1988-го, после конкурса, взяли в штат оркестра. Опять же (опережаю ваш вопрос) о концертмейстерстве речь не шла: я был всего лишь молодой музыкант.
Помню слова известного альтиста, профессора Георгия Ивановича Тери: чтобы чего-то достичь в оркестре, нужно не только играть сольные программы, нужно на таком уровне учить оркестровые партии, чтобы они приносили пользу и оркестру, и тебе. Учить и анализировать – фразоведение, звукоизвлечение, стиль. Только тогда пойдешь вперед. Собственно, этот принцип и позволил мне идти дальше. Было непросто: есть конкуренция, есть конкурсы. А я человек неконкурсный. Концерт – пожалуйста. А на конкурсах я терялся. Только после девяти лет работы, в 1997-м, попал в концертмейстерскую группу — это музыканты, которые в случае необходимости должны и обязаны сесть на место концертмейстера. И случай этот наступил. Перед поездкой оркестра в Москву на ответственный концерт в зале Московской консерватории с известной оперной певицей Ольгой Бородиной заболел концертмейстер. Главный дирижер сказал – садись. На место первой скрипки. Подразумевалось: надо оправдать доверие. Сначала было волнительно и нервно. Нужно было играть соло. Но при всех психологических трудностях все прошло удачно. Была хорошая пресса. А концертмейстером я стал в 2003 году.
– Простите дилетантский вопрос, но об этом спросили бы сотни наших читателей и сотни слушателей филармонии: обязанности концертмейстера? Он первая скрипка в чем конкретно?
– Если готовимся играть новое произведение, я должен детально его изучить, расставить штрихи, обуславливающие и художественную сторону музыки. Штрих – понятие широкое: это и характер исполнения – «коротко», «длинно», «отчетливо», и унифицирование игры большой струнной группы музыкантов: чтобы совпадали смычки. Обозначается аппликатура – какими пальцами играть… До первой репетиции это всё должно быть сделано. Иначе (улыбается) кто в лес, кто по дрова… И дирижер намечает свои векторы.
Кстати, очень большая разница в работе концертмейстера со своим главным дирижером и приглашенными. «Свой» знает оркестр от и до, каждого музыканта. И мы понимаем его идеи, особенности интерпретации музыкального произведения. Тут я – соратник. Причем ненавязчивый. Могу «просто» эмоционально помочь кому-то из коллег, если у дирижера возникают к ним вопросы по исполнению.
А вот если дирижер приглашенный, да еще иностранец, когда есть проблемы с языком – тут пытаюсь помочь. Должен. Он ведь не знает наш оркестр, наш зал. Тут задача – помочь быстрее найти контакт… Словом, концертмейстер – не значит, что у него профессиональная планка выше, чем у остальных. У нас все профессионалы. Но должность позволяет мне организовать, сплотить – на своем уровне.
– Иногда на концертах замечаешь: первая скрипка словно подает коллегам дополнительный сигнал, эмоционально акцентируя что-то. Не ошибаюсь? Случается? Тогда – в какие моменты?
– Признаюсь: у меня эмоциональный стиль исполнения. В сложные моменты произведения стараюсь дополнительно еще что-то показать коллегам (это больше касается струнной группы оркестра) – глазами, инструментом, даже спиной. Приходится иногда брать на себя некие лидерские функции, повести за собой для уверенного взаимодействия музыкантов оркестра. Иногда это необходимо. В филармонии зал акустически сложный для симфонического исполнения. Наш Дмитрий Ильич Лисс это прекрасно знает, подает какие-то дирижерские знаки с опережением. Новые же дирижеры наслаждаются музыкой, а ритмического скелета в произведении порой не хватает. И случается, кто-то из коллег просит: «Женя, покажи мне вступление, я буду на тебя смотреть». Делаю себе пометочку и… все проходит как нужно.
Медовый звук скрипки Бергонци
– У первой скрипки бывают ведь еще соло…
– …и сложность в том, что ты играешь в группе со всеми струнниками, и вдруг – соло. Совсем другое звукоизвлечение, прикосновение к инструменту. Надо мгновенно перестроиться.
– Любимые соло у вас есть?
– А как же?! Симфоническая сюита «Шехеразада» Римского-Корсакова. Это изначально соло: скрипка – основной инструмент в этом произведении (кстати, раньше очень часто на это соло приглашались выдающиеся солисты, например – Давид Ойстрах). Замечательная вариация скрипки в Третьей сюите Чайковского. У Чайковского же – четвертая оркестровая сюита Моцартиана. Симфоническая поэма «Жизнь героя» Рихарда Штрауса, где есть большие скрипичные соло. У Свиридова великолепный «Романс» к пушкинской «Метели». Есть технически сложные быстрые соло. Мне же нравятся такие, где можно показать скрипку, ее голос.
– Наслышана про ваш уникальный инструмент. Чуть ли не XVIII век и школа самого Антонио Страдивари?
– Инструмент, конечно, не мой личный. Но действительно уникальный. Это первенец наш из струнных. Из той коллекции инструментов, что приобретались в 2000-х специально для УАФО. А этот инструмент подарен в 2000 году тогда еще губернатором Эдуардом Эргартовичем Росселем. И скрипка, о которой мы говорим, выдается концертмейстеру. Скрипка с хорошим происхождением: это инструмент Микеланджело Бергонци, сына Карло Бергонци, который – да, вы правы, – один из лучших учеников и последователей Антонио Страдивари. Микеланджело пошел самостоятельным путем — он использовал свой лак. Формы и пропорции инструмента не являются точной копией скрипок Страдивари. Скрипки Микеланджело достаточно дорогие. Их наберется всего с десяток в мире.
У меня есть свой неплохой инструмент, но на скрипке Бергонци я даже обязан играть. У нее очень приятный тембр – золотистый. Не могу сказать, что большой звук, но – «пушка» в оркестре и не нужна, это будет вредить групповому звучанию. Звук этой скрипки очень хорошо вписывается в группу и в соло хорош. «Шехеразада» на нем звучит великолепно. У верхних струн – медовый звук, мягкий. Вообще, когда к тебе попадает такое произведение искусства – испытываешь вначале трепет, но потом это уходит на второй план. Просто наслаждаешься звуком.
А после этой скрипки в УАФО пошли приобретения инструментов для струнников. И каждый инструмент прошел через страдания, переживания мастера…
– Надо же, как вы говорите – через страдания…
– Я имею в виду, что это не просто «по лекалу выпиленный» инструмент. Он действительно выстрадан, когда мастер от и до делает сам каждую мелочь. Хорошо представляя, как он должен звучать.
– Правда ли, что хорошая скрипка хранит руку выдающегося исполнителя и последующий даже может почувствовать это? Или это только легенды?
– Скорее – второе, как бы красиво ни звучала легенда. Но, безусловно, игра исполнителя облагораживает инструмент. Здесь и сейчас. Есть люди, которые крепко играют, мощно, но в звуке нет теплоты, когда скрипка поет совсем по-другому. Если же она в руках музыканта, который может наполнить ее «голос» разнообразием – тембровым, звуковым, инструмент словно одухотворяется. Но главное для скрипки – чтобы на ней играли. Если – нет, то при хранении даже в идеальных условиях инструменту плохо… Вообще, взаимоотношения скрипки и исполнителя – интересная тема. Я однажды был в Вене у мастера-реставратора. Белый сейф с особым климатом, внутри – инструменты, очень дорогие. Он предложил мне сыграть на любом из них. Я выбрал Страдивари. Не надо было даже приноравливаться, скрипка звучала идеально. Но я вернул ее со словами: это чересчур хорошо! Такой звук, такой идеальный инструмент – дело солистов. Не хочу себя бередить.
– Такого статуса инструменты, как ваша скрипка Микеланджело Бергонци, должны храниться исключительно в филармонии или…
– Страховка позволяет брать инструмент домой и на гастроли, но проще заниматься в филармонии. Разучиваю произведение на своей скрипке дома, а потом перехожу на эту – разница в звучании, конечно же, есть. На гастролях при занятиях на скрипке я использую заглушку, чтобы не создавать проблем в отеле. На Западе с этим очень строго — могут и полицию вызвать. А заниматься надо, чтобы руки были в тонусе.
– Каждый день? Даже с вашей школой и опытом?
– Мой профессор Наум Абрамович Шварц не мыслил себя без ежедневных занятий – гаммы, каприсы, этюды. Дело даже не в привычке, а в состоянии рук. Не позанимался, не разогрелся – могут возникнуть проблемы с исполнением. Конечно, бывают перерывы (в отпуск инструмент, понятное дело, не возьмешь), но если впереди концерт – заранее начинаешь приводить руки в порядок.
Если во фраках – белая бабочка, в смокингах – черная
– Какие музыкальные залы мира святые для первой скрипки Екатеринбурга? Если пафосно, поправлюсь: где комфортно играть?
– Зал Берлинской филармонии, зал «Плейель» в Париже, «Люцерн» с его технологиями, изменяемой акустикой под разные жанры и задачи – органный концерт, симфонический, сольный, драматическое чтение. В России – конечно, Большой зал Московской консерватории, зал в Питерской филармонии, Мариинка-3, где мы в последние годы выступали очень много. Я считаю: в современном концертном зале важна акустика. Не внешний блеск, а звук. Помню, мы выступали в «Концертгебау» в Амстердаме – остались незабываемые ощущения от акустики. Тогда, кстати, на концерте присутствовал Эдуард Эргартович Россель. После концерта он и сказал: «Нам нужен такой же концертный зал – акустически безупречный».
Проект нового зала Свердловской филармонии – просто фантастика. Имея такой зал в городе, мы получаем колоссальные возможности – приглашение топовых оркестров, солистов, проведение масштабных фестивалей. Музыка в таком зале – наслаждение не только для слушателя, но и для музыканта. Играешь – и эйфория наступает: зал отвечает тебе. Мечтаю, что когда-нибудь мы будем играть в новом акустически безупречном зале…
– Есть ли у оркестра дресс-код? Замечала: на одних концертах у музыкантов черная бабочка, на других – белая…
– Зависит от того, в чем играем. Если во фраках, то – белая бабочка. Если в смокингах – черная.
– Кто и как назначает форму одежды?
– Есть административный аппарат, дирижер. Они и говорят: «Сегодня вечером выступаем во фраках» — это, как правило, на классических концертах. Если «вечер за столиками» – обычно смокинг, если выезд – чаще черные рубашки.
– Недавно оркестру исполнилось 85 лет. Возраст корифея, огромная дистанция. Музыканты взрослеют, приходят-уходят, а оркестр продолжает жить…
– Я пришел в коллектив в 1988-м. Бывали времена довольно сложные для оркестра. Какое-то время мы были без главного дирижера. В сложные 90-е годы многие музыканты уехали за рубеж. Но меня ни за границу, ни в столицу никогда не тянуло. Всегда нравилась атмосфера в нашем коллективе, в хорошем смысле – семейная. Отношения между людьми одновременно простые и надежные. В общем, мне повезло: это мой коллектив, мой оркестр – в том смысле, что здесь я начал работать и здесь бы хотел закончить.
– А ведь мечтали «учить детей музыке». Но, похоже, и это сбылось? Параллельно…
– Да, преподаю в училище имени Чайковского уже почти 25 лет. Могу сказать: преподавание – обоюдная польза. Когда готовишь со студентом музыкальное произведение, заранее ищешь, анализируешь. На некоторые произведения начинаешь смотреть по-новому.
Случается, ребята приходят с изъянами – в постановке рук, технике, звукоизвлечении. Думаешь, как им помочь, – и сам развиваешься. Но самый большой «изъян» – потребительское отношение к педагогу, обучению. «Сделайте из меня солиста». А у меня стойкое педагогическое кредо: на 80 процентов успех зависит от самого ученика; выбрал профессию музыканта – себя жалеть нельзя. Иначе ничего не будет. В этом году у меня четыре студента. Жду встречи с новой своей студенткой. Всегда радует процесс знакомства – как играет, какие перспективы, насколько человек одарен. Это всё сразу видно. Если студент к преподавателю с претензией «Ты должен» – интерес к нему со временем остывает. А вот когда попадаются трудяги-звездочки, сомневающиеся, ищущие, жаждущие брать, учиться – ты готов всё отдать…
Евгений МАРКОВ
Родился 26 мая 1965 г.
1980-1984 гг. - Магнитогорское музыкальное училище им. М.И. Глинки.
1984-1991 гг. - УГК им. М.П. Мусоргского (плюс служба в армии).
с 1988 г. - в Уральском академическом филармоническом оркестре.
2006 г. - звание Заслуженный артист РФ.
2012 г. - лауреат премии губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства.
2021 г. - Знак отличия «За заслуги перед Свердловской областью» III степени (за огромный вклад в развитие музыкальной культуры и пропаганду симфонического искусства).
Блиц-опрос
– Три вещи, жизненно необходимые для вас, окажись вы на необитаемом острове?
– Огонь. Удочка. Мне этого уже достаточно.
– Любимая и нелюбимая работа по дому?
– Не люблю гладить. Глажу только брюки – должны быть стрелочки. В молодости любил делать ремонт. Сейчас отбрыкиваюсь: жалко времени. А из любимого на первом месте – готовить. Дома в основном готовлю я.
– Если хотите получить удовольствие от застолья, что должно быть на столе?
– Когда был помоложе, такой был бзик: стол должен быть богатый и оригинальный. На горячее – чтоб что-то большое. Пробовал делать разное. Поросенок – не понравилось; утка – да; фаршированный осетр – да. На столе могут быть и теплые салаты, но на Новый год обязательно делаю оливье. Традиция! С возрастом принцип застолья немного поменялся: вкусно и полезно.
– Любимое время суток? И почему?
– Утро. Я жаворонок. Во сколько бы ни лег, встаю в пять-полшестого. Люблю раннее утро, потому что до работы могу сделать много любимых и нужных дел. Поговорка «Кто рано встает – тому Бог подает» работает.
– На красный свет светофора перебегаете?
– Я же не только пешеход, но и автолюбитель. Если за рулем, на красный – никогда в жизни! Когда я пешеход, если горит красный и нет транспорта, меня ничто не заставит остановиться. Не люблю стоять. Люблю идти. Мне иногда стыдно: россияне стали более организованны в этом смысле, они стоят на красном, а я, если нет опасности, – не останавливаюсь.
– Неисполнившаяся мечта?
– Говорят: «мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить сына». Вот с сыном не получилось. Зато у меня чудесная дочь, тоже творческий человек. А мечта – побывать с женой где мы еще не были: райский уголок в чистом океане.
– Место, где вы наиболее адекватны самому себе?
– Помимо работы это свой загородный домик и лес. Огородником стал два года назад из-за пандемии. Недалеко от Волчихинского водохранилища купили дачный участок. Искал прицельно, чтобы меньше грядок (не любитель). Нашел. Три яблоньки, шесть грядок, из них четыре – под ягодку. Зато, открыв калитку, сразу оказываюсь в лесу. Через пять минут ходьбы попадаю в царство грибов и ягод. Очень люблю в этот момент быть один. Я брожу по лесу, могу спугнуть какую-нибудь птицу или косулю – аж сам пугаешься. Но здесь я в своей стихии.
– На участке есть предмет гордости?
– Эустома, ирландская роза, очень капризное растение – но я ее вырастил. Экспериментирую. Уже чувствую ответственность за все, что посадил.
– Какую музыку слушаете в свободное от работы время?
– Люблю старинную барочную. Бах – в первую очередь. Но не только. Французское, итальянское барокко. Столько композиторов, которые были недоступны нам в советские времена – ни записей, ни нотного материала. Слушаешь и наслаждаешься чистой гармонией: там почти нет диссонансов.
Рок – любимые группы «Queen» и «Pink Floyd» (с удовольствием слушаю их в машине). Джаз нравится просто классический и камерный.
– В зоопарке к какому вольеру пойдете прежде всего?
– К медведям. Большие и непредсказуемые. Такая силища, а какой характер и взгляд! Но в нашем зоопарке очень давно не был. Животным мало места, мне их жалко. Они должны иметь право на проживание, приближенное к естественным условиям.
– Самый дорогой подарок, который вы получали в жизни?
– Могу быть рад бутылке хорошего вина или коньяка). Но больший подарок – неожиданное появление какого-то дорогого человека, которого, предположим, давно не видел.
– Какое качество в себе хотели бы исправить?
– Добавить настойчивости в достижении целей — я не амбициозный человек. Главный принцип – не навредить, быть терпимым. Даже в плохом человеке видеть что-то хорошее.
– Зарядку по утрам делаете?
– Раньше – да. Сейчас не вижу смысла. Я очень много и быстро хожу. Как ни странно: был моложе – добирался до работы, километра 2,5, на транспорте. Стыдно! Сегодня только пешком. На работу, с работы, вечером на концерт, с концерта. Иногда набирается километров 15 в день. Мне этой зарядки хватает. Накачивать мышцы смысла нет.
– Жизненное кредо, поддерживающее вас даже в тупиковой ситуации?
– Когда тупик – сначала очень тяжело. Потом понимаешь: из него надо выходить. Ресурсы внутренние, эмоциональные – дом, семья. Это место, где всегда найдешь понимание. Это опора.
- Опубликовано в №170 от 17.09.2022
