Сегодня исполнилось 75 лет с окончания Курской битвы. В Свердловской области осталось всего пять участников одного из ключевых сражений Великой Отечественной войны, с которого началось освобождение Европы от фашистских захватчиков. Так получилось, что только одному из ветеранов — Петру Филипповичу УШАКОВУ — здоровье позволило поговорить с корреспондентом «Областной газеты». Через месяц ему исполнится 93 года. Ветеран из Сысерти воевал в составе легендарного Уральского добровольческого танкового корпуса, а Победу встретил в Берлине.
– Эх… Тяжело было, мужики, – вздохнул Пётр Филиппович, обращаясь к нам с фотокорреспондентом. – И говорить-то тяжело об этом. Мы жизни не видели, когда попали на фронт, что уж про войну говорить. И воевать толком не умели: в училище всего несколько раз стреляли — дадут три патрона и стреляй, как хочешь, поэтому так много солдат погибало в первом бою.
У себя дома Пётр Ушаков хранит копию пистолета-пулемёта Шпагина. С этим оружием он дошёл до Берлина. Фото: Алексей Кунилов.
В декабре 1942 года меня призвали в Красную армию. Из Сысерти в Свердловск нас поехало 6 человек, после войны вернулось домой двое… Вместе с земляками я сначала попал в Черкасское пехотное училище, эвакуированное на Урал. В нём мы учились полгода, готовились получить офицерские звания. Но на следующий день после первых экзаменов нас подняли по тревоге в пять утра, обмундировали во всё новое и отправили на вокзал. Собрали 70 вагонов солдат и повезли на фронт. Меня и других сысертчан определили десантниками в Уральский добровольческий танковый корпус (УДТК. — Прим.ред.). Служили мы на нашем тагильском танке Т-34 с бортовым номером 106. Нам выдали оружие, боеприпасы, сапёрные лопатки и солдатские фляги из толстого стекла – толще, чем стекло в бутылке из-под шампанского. Они были тяжёлые, но воды туда входило не больше полулитра…
Пётр Филиппович с дрожью в голосе вспоминает, как потерял на войне 9 родственников. Фото: Алексей Кунилов.
В июле мы прибыли в Орловскую область под село Борилово. Там же случился мой первый бой. Он оказался очень страшным и тяжёлым. Немцы подошли к селу и уже вели сражение с передним краем нашего фронта. Мы выдвинулись им навстречу из леса. В 800 метрах от линии боя командир танка приказал нам спешиться и окопаться на дистанции 20 метров друг от друга. Трое слева, трое справа. Я начал лопаткой расширять воронку, которая осталась от выстрелов «катюш», и вдруг почувствовал, что у меня горят коленка и рука — осколки снарядов оказались из термита и на воздухе они воспламенились. Но не успел я вырыть окоп, как наш танк сделал выстрел, откатился назад и наехал на немецкий фугас. Я услышал сильный взрыв, приподнялся из окопа — немцы в это время не стреляли — и увидел, что танка больше нет… Башня лежала поодаль, катки от гусениц были разбросаны по полю. Подбежали с сослуживцами и видим — двоих убило, остальных тяжело ранило. После этого боя трёх сысертчан я больше не видел. Похоронили мы ребят в братской могиле на месте воронки от авиабомбы…
Каждый боец УДТК получал чёрный нож, изготовленный златоустовскими оружейниками. Правда, Пётр Ушаков признаётся, что ему этот нож мешал во время марш-бросков: «Болтался на амуниции туда-сюда». За время войны он сломал три таких клинка, так как использовал их в качестве сапёрных лопаток. Фото: Алексей Кунилов
– До Берлина вы дошли в составе танкового корпуса?
– Нет, в составе УДТК мы освободили от фашистов Курск, Белгород и Брянск. Под ним, в посёлке Жуковка, меня ранило осколком авиабомбы в живот. Я упал и потерял сознание. Мне повезло: мимо шли два медбрата и тащили на плащ-палатке раненого. Они меня попинали, расшевелили и подняли. Разрезали мне брюки, чтобы легче было идти, и я на своих ногах, придерживая живот и постоянно падая, прошёл 1,5 километра до полевого госпиталя.
Врач распорядился положить меня на солому — кроватей в полевом госпитале не было — и приказал санитарке промыть мне внутренности. Она притащила тазик с водой, дала стакан водки. Один медбрат держал мне руки, другой — ноги. Было очень больно… Внутренности оказались все целыми, была порезана только кожа. Оказалось, что меня спас рожок от пистолета-пулемёта Шпагина — он был закреплён на животе и принял основной удар на себя. Потом я узнал, что если в живот кого ранило, так их оставляли на поле боя, потому что чаще всего они не доживали до госпиталя из-за перитонита…
Среди боевых наград Петра Ушакова есть ордена и медали зарубежных стран. Например, чехословацкий крест за освобождение этой страны от фашистов. Фото: Алексей Кунилов.
Я отстал от УДТК. После выписки меня определили в другую часть — наводчиком крупнокалиберного пулемета во 2-й конно–механизированный корпус имени Доватора. С нашими уральцами я встретился только в Германии. В конце апреля 1945-го мы остановились под Берлином, который наши войска взяли в кольцо. А в ночь с 8 на 9 мая мы встретились с американцами на Эльбе. Они нам дарили какие-то значки на память, а мы им — пуговки с красной звёздочкой (смеётся). В День Победы для советских солдат и офицеров устроили большой праздник. Вывели нас в поле, накрыли столы, пригласили артистов — в тот вечер я впервые услышал песню «Валенки»… И ночью, сразу после концерта, нас перебросили на север Германии вниз по Эльбе. Мы без особых боёв дошли до Штральзунда — это большой порт на Балтийском море. На этом моя война закончилась.
Памятный знак в честь 75-летия УДТК Петру Ушакову вручили в этом году. Фото: Алексей Кунилов
– Что на войне вам запомнилось больше всего?
– На войне оказалось хуже, чем мы это себе представляли. Многие вещи вызывали ужас. Когда мы освобождали Польшу и вошли в 1944 году в немецкий концлагерь Майданек под Люблином, я впервые в жизни осознал всю мерзость фашизма. Это была настоящая фабрика смерти. На его территории были выстроены три печи, работающие на газе, и людей в них не сжигали, а томили и разбирали по частям — кости отдельно, кожу отдельно… В Майданек свозили больных из других немецких концлагерей и наших военнопленных, кто сопротивлялся, и в этих печах уничтожали. Мы прошли по этому Майданеку, нашли в шлюзах ещё не размолотые человеческие скелеты, из которых делали костную муку на удобрения… Там же находились банки с человеческим жиром и мыло — длинные ряды жёлтых брусков… Как можно это всё забыть?
Да, мы были освободителями. Но если бы Сталин дал приказ идти дальше Берлина, мы бы скинули фашистов в Атлантический океан за то, что они натворили.
Рядом с домом ветерана стоит колодец, один из двух сохранившихся в Сысерти. Пётр Ушаков следит за ним и до сих пор им пользуется. Фото: Алексей Кунилов.
- Опубликовано в №151 от 23.08.2018 под заголовком «Тяжело было, мужики…»
